Шрифт:
— Вот ты и в порядке, Ник, — приговаривала я. — Все хорошо, ничего не бойся. Карл везет нас обратно в Хай-Вайнс. Бояться больше нечего.
Она понемногу успокаивалась, хотя все еще дрожала, не в силах согреться. Я обняла ее, и она прилегла в моих руках, по-прежнему молча. К тому времени, когда мы наконец доехали до дома, прошла, казалось, целая вечность. Мы с Карлом помогли ей войти. Он тут же выскочил обратно на улицу, чтобы поставить пикап в гараж. Я спросила Николь, как она теперь себя чувствует, и она отозвалась послушно, как больной ребенок.
— Уже теплее, спасибо. Я устала, ужасно устала.
— Думаю, сейчас тебе нужно лечь. Поспишь в комнате для гостей, рядом с моей спальней. Миссис Дю Барри там убралась и постелила чистое белье. Я дам тебе свою ночную рубашку. Если Стив позвонит и не застанет тебя дома, он наверняка перезвонит сюда.
Она позволила мне отвести ее наверх. Сказала, что не голодна, но, если можно, выпила бы еще немного чаю, так что я оставила ее раздеваться и спустилась вниз, на кухню. Там я вдруг поняла, что сейчас умру от голода, поджарила хлеб и отнесла все наверх на подносе. Она уже лежала в кровати и, увидев меня, медленно села, вежливо поблагодарив за чай. Когда она взяла чашку, я заметила, что руки ее все еще дрожат.
Сидя в просторной кровати, в моей розовой кружевной ночной рубашке, с шелковистыми черными волосами, обрамляющими бледное как мел лицо, она совершенно не походила на ту невозмутимую, насмешливую, спортивную молодую женщину, какой всегда представлялась окружающим. Передо мной сидел маленький, беззащитный ребенок. К тостам она не притронулась, тогда я присела на край кровати и набросилась на еду, как волк. Снаружи буйствовал ветер, хлопая ставнями, но в спальне, в приглушенном розовом свете лампы было тепло и спокойно, как в раю.
— Николь, тебе правда лучше? Может, все-таки вызвать врача?
— Нет… Незачем. Мне… Я уже согрелась.
Может быть, ей нужно выговориться, подумала я и, чтобы помочь, заметила:
— Не на шутку ты, наверное, перепугалась, когда застряла там в снегу?
Она поставила пустую чашку на поднос и откинулась на подушки, глядя на меня своими огромными, непостижимыми, почти черными глазами. В их печальной глубине и выступающих скулах я теперь ясно видела черты ее индейских предков.
— Я не боялась, — без всякого выражения сказала она. — Я думала, что умру, и была этому рада… А вы с Карлом меня остановили.
— Николь! — Я была потрясена до глубины души, видя, что она не играет, а просто констатирует факт. Я не знала, что ответить, как ей помочь. После долгого молчания я прошептала: — Ник, почему ты так несчастна? У тебя здесь все есть… И Стив тебя так любит.
— Не надо мне было выходить за него замуж, — сказала она тем же ровным тоном. — Это было глупо. Я его не люблю. Я просто сделала глупость.
Меня вдруг охватило негодование.
— Да, не надо было, — согласилась я, и мой голос прозвучал так же едко, как у мамы. — Стив тебя любит без памяти, и из кожи вон лезет, чтобы тебе угодить, а тебе все мало. Не знаю, чего тебе еще нужно, но, по-моему, Стивен не заслужил, чтобы с ним так обращались. Тебе не приходило в голову, что бы с ним стало, если бы ты замерзла там до смерти?
Ее глаза ожили; она смотрела на меня, затем вдруг резко отвернулась лицом к стене. Наступила напряженная тишина.
— Прости, Ник, — начала я. — Наверное, не стоило так говорить, но Стив действительно тебя любит. Неужели тебе это безразлично?
Ответа не последовало. Она даже не шевельнулась. Я вздохнула, взяла поднос и пошла к двери.
— Постарайся заснуть. Утро вечера мудренее.
Карл сидел в гостиной, в кресле; длиннющие ноги вытянулись едва ли не на всю гостиную; в руках он держал по бокалу виски и один тут же протянул мне. Я подбежала и крепко прижалась к нему.
— Ну, как она?
— Кажется, заснула. Если позвонит Стив, не говори ему, что случилось. Скажи просто, что она здесь и рано легла спать, потому что устала.
— Она сама расскажет ему все, что захочет, когда он вернется. — Карл вздохнул. — Догадываюсь, какая она неуравновешенная. Стивен взял на себя огромную обузу.
— Наверное, он считает, что она этого стоит.
Я хотела передать ему слова Николь про то, как она собиралась умереть и радовалась этому, но он мог сказать, что у нее обычная истерика. А может, она и вправду говорила не очень серьезно.