Шрифт:
Стихотворец наш, описывая с Лафонтеном все образы смерти, избираемые Душенькою, прибавляет от себя еще один, не весьма пиитический, но игриво и забавно им представленный:
Избрав крепчайший сук, последний шаг ступила И к ветви свой платок как должно прицепила, И в петлю Душенька головушку вложила. О чудо из чудес! Потрясся дол и лес; Дубовый, грубый сук, на чем она повисла, С почтением к ее прекрасной голове Пригнулся так, как прут – — И здраву Душеньку поставил на траве; И ветви все тогда, на низ влекомы ею, Иль сами волею своею, Шумели радостно над нею И, съединяючи концы, Свивали разны ей венцы. Один лишь наглый сук за платье зацепился, И Душенькин покров вверху остановился; Тогда увидел дол и лес Другое чудо из чудес —Вольность бывает маленькою слабостию поэтов; строгие люди давно осуждают их, но снисходительные многое извиняют, если воображение неразлучно с остроумием и не забывает правил вкуса. Когда горы и леса, видя чудо, восклицали, что Душенька всех на свете прекраснее,
Амур, смотря из облаков, Прилежным взором то оправдывал без слов!Поэту хотелось сказать, что Душенька прошла сквозь огнь и воду, и для того он заставляет ее броситься в пламя, когда наяды не дали ей утонуть в реке…
Лишь только бросилась во пламя на дрова, Как вдруг невидимая сила Под нею пламень погасила; Мгновенно дым исчез, огонь и жар потух; Остался только лишь потребный теплый дух, Затем чтоб ножки там царевна осушила, Которые в воде недавно замочила.Это смешно, и рассказ имеет всю точность хорошей прозы. – Лафонтен, для разнообразия своей повести, вводит историю философа-рыболова: в «Душеньке» она могла бы только остановить быстроту главного действия. Сказки в стихах не требуют множества вымыслов, нужных для живости прозаических сказок. Богданович упоминает о старом рыбаке единственно для того, чтобы Душеньке было кому пожаловаться на ее несчастие…
Ты помнишь бытность всех времен И всяких в мире перемен: Скажи, как свет стоит с начала, Встречалось ли когда кому Несчастье равно моему? Я резалась и в петлю клалась, Топилась и в огонь бросалась; Но в горькой участи моей, Прошед сквозь огнь, прошед сквозь воду И всеми видами смертей Приведши в ужас всю природу, Против желания живу И тщетно смерть к себе зову. ………………………………………… «Но кто ты?» – старец вопросил. «Я Душенька – люблю Амура».Последний стих прекрасен и трогателен, несмотря на шутливый тон автора. – Объявление Венеры, прибитое на всех перекрестках, взято с французского, но гораздо смешнее на русском:
Понеже Душенька прогневала Венеру И Душеньку Амур Венере в стыд хвалил; Она же, Душенька, румяна унижает, Мрачит перед собой достоинство белил; ……………………………………………………… Она же, Душенька, имея стройный стан, Прелестные глаза, приятную усмешку; ………………………………………….. Она же взорами сердцам творя изъян; …………………………………… Того или иного ради, Венера каждому и всем О гневе на нее своем По должной форме объявляет.В обращении Душеньки к богиням всего забавнее представлена важность Минервы, которая, занимаясь астрономическими наблюдениями и хвостами комет, с презрением говорит бедной красавице,
Что мир без Душеньки стоял из века в век; Что в обществе она неважный человек; А паче как хвостом комета всех пугает, О Душеньке тогда никто не помышляет.Богданович хотел осмеять астрономов, которые около 1775 году, если не ошибаюсь, пугали людей опасностию кометы. Но должно признаться, что о ревнивой Юноне Лафонтен говорит еще забавнее русского стихотворца. Вот его слова: «Пастушке нашей не трудно было найти Юнону. Ревнивая жена Юпитерова часто сходит на землю, чтобы осведомляться о супруге. Псиша встретила ее гимном, но воспела одно могущество сей богини и тем испортила дело свое. Надобно было хвалить ее красоту, и как можно усерднее. Царям говори об их величии, а царицам – совсем о другом, если хочешь угодить им. Юнона отвечала, что должно наказать смертных прелестниц, в которых влюбляются боги. Зачем они таскаются на землю? Разве на Олимпе еще мало для них красавиц?» Богданович шутит только насчет Юпитеровых метаморфоз: здесь Лафонтен тонее. Но скоро наш поэт берет верх, описывая ошибку людей, которые, видя в Венерином храме Душеньку в крестьянском платье, считают ее богинею и шепчут друг другу на ухо:
Венера здесь тайком! Венера за столбом! Венера под платком! Венера в сарафане! Пришла сюда пешком! Конечно, с пастушком!Здесь короткие стихи на одну рифму прекрасно выражают быстроту народных слов. И с каким любезным простосердечием говорит Душенька раздраженной Венере,
Колена преклоня: Богиня всех красот! Не сетуй на меня! Я сына твоего прельщать не умышляла. Судьба меня, судьба во власть к нему послала. Не я ищу людей, а люди в слепоте Дивятся завсегда малейшей красоте. Сама искала я упасть перед тобою; Сама желала я твоею быть рабою.Богданович поступил также гораздо милостивее с своею героинею, нежели Лафонтен, который заставил Венеру немилосердно сечь ее розгами! Какое варварство! Русская Душенька служит только трудные, опасные службы богине, совершенно в тоне русских старинных сказок, и прекрасно: идет за живою и мертвою водою, к змею Гарыничу, и так хорошо, с женскою хитростию, ублажает его:
О змей Гарынич, Чудо-Юда! Ты сыт во всяки времена; Ты ростом превзошел слона, Красою помрачил верблюда; Ты всяку здесь имеешь власть; Блестишь златыми чешуями, И смело разеваешь пасть, И можешь всех давить когтями! Пусти меня, пусти к водам!