Судья долго изучала личное дело Данилы, удивляясь тому, что тот взял на себя вину за преступления, которое просто невозможно было доказать и уже было закрыто, но все же признала его виновным и… осудил на пять лет колонии строго режима. Начальник же колонии, узнав его историю, предложил ему пройти подготовку по программе «Защитник». Сколько раз потом в Китеж-граде учителя говорили ему, что своими поступками он сам выбрал свою судьбу. И каждый добавляли, что если это так, то его история еще не закончилась и обязательно будет иметь продолжение.

И вот теперь, двигаясь в быстром темпе по полуразрушенным и неосвещенным улицам города Цхинвал, спотыкаясь на выбоинах и колдобинах, рискуя ежесекундно сломать себе шею, Данила почему-то вспомнил именно безразличные глаза Вадима, в которых читалось нежелание сделать что-нибудь, чтобы помочь умирающему, а потом его же возбужденные красные глаза, источающие ненависть и презрение к нему, в общем-то незнакомому человеку.

Самым неожиданным для Данилы было то, что он вдруг отчетливо вспомнил, что даже объятый пламенем, он не просил о помощи, а смотрел с ненавистью, стараясь добраться до его горла своими когтистыми пальцами… И он явственно видел, как сквозь облезающую кожу проступала чешуя… рептилии, которая считала себя хозяином жизни, а людей лишь средством для наживы, еды и развлечения.

В тоже время Данила понимал, что в момент истины из глубины колодца и со дна моря на него был направлен точно такой же взгляд. Взгляд, пронизанный теми же самыми чувствами — безразличием, а потом ненавистью и презрением…

Что это? Простое совпадение, случайность, судьба? Неужели пророчества его учителей сбываются, и дела давно забытых дней, вернулись к нему бумерангом? Ведь он никогда не верил им. Не хотел верить тому, что они говорили… Тогда как понять такое совпадение? Ведь случай — это всегда указующий перст Бога, надо только правильно понять, на что или на кого он указывает!

За спиной Данилы раздался страшный грохот. Данила обернулся и увидел, как за ним начал расти пылевой гриб на месте светового столба. «Ракета летела все-таки не десяти минут, а гораздо меньше! Не успел!» — мелькнуло в голове Данилы. Он стал отчаянно оглядываться по сторонам в поисках места, где мог бы успеть укрыться от ударной волны, но в спину ему пахнуло огнем…. Земля зашаталась и, ударив под колени, уронила на асфальт, который треснул и разошелся как яичная скорлупа. Совершив немыслимый кульбит, Данила перевернулся через голову и, ударившись затылком о бетонный край образовавшегося провала, рухнул в черную всепоглощающую бездну.

Туда, откуда на него продолжали смотреть глаза холодной рептилии…

На то, чтобы спустить своего старого учителя со второго этажа, Ибрагиму Султанову потребовалось где-то около получаса. Как оказалось, учитель только с виду выглядел маленьким и хилым. На самом деле под одеждой, центральной частью которой была старая потрепанная кожаная безрукавка из овечьей шкуры, скрывались крепкие мышцы, способные переносить тело и без помощи ног. Цепляясь за уступы и выбоины, как ловкая обезьяна, учитель спустился на первый этаж даже чуть раньше, чем Ибрагим. Гораздо больше времени у Султанова ушло на то, чтобы спустить на землю инвалидное кресло. Но в итоге от кресла все же пришлось отказаться, так как по разбитой и заваленной щебнем дороге катить кресло было совершенно невозможно. Ибрагим взвалил учителя на плечи, подхватил его за ноги. Как только Белковский забрался к нему на спину, хранитель сразу почувствовал его вес.

— Ну, вот, — пошутил Апполинарий Владиленович, — оказывается, пророчество-то было верным. Теперь ты мой боевой конь, а я тот самый всадник! Четвертый… Помнишь, мы говорили.

— Помню, — махнул головой в ответ Ибрагимов.

— И доспехи у меня имеются, — Учитель потрепал свою цигейку. — А шпоры и не нужны. Ног я все равно под собой не чувствую. Видимо от радости.

Ибрагим крякнул, но ничего не ответил на шутку.

— Куда теперь? — спросил он учителя, украдкой вытирая выступившие на лбу капли пота.

— Вперед, к свету! — неожиданно возбужденно указал дорогу его наездник. Он взмахнул воображаемой шашкой и ребром ладони рассек воздух. — Вот никогда не думал, что доживу до такого.

— И я тоже, — в тон ему ответил Султанов.

Они оба рассмеялись, и учитель еще раз взмахнул рукой:

— Ого-го! Посторонись! Битый небитого везет!

Ибрагим сделал первый шаг и спросил:

— И почему это я битый?

— А сейчас узнаешь…

Через десять шагов это стало понятно и без ответа. Конь из него получался никудышный. Наездник оказался тяжеловат, да и дорога была неровная. Ибрагим начал спотыкаться, рискуя уронить седока, который будто обрел второе дыхание, держался за шею крепко и без умолку что-то рассказывал Султанову.

Все, больше не могу, — взмолился Ибрагимов, когда они перешли улицу. — Надо отдохнуть!

— Ну, надо так надо…

Ибрагимов аккуратно опустил учителя на землю, прислонил его к щербатой стене, сел рядом.

— Сейчас отдышусь и дальше пойдем.

— Не спеши, Ибрагим! — крутя головой и осматриваясь, сказал Аполлинарий Владиленович. — Успеем.

И тут же добавил:

— Эх, как долго я сидел в четырех стенах! Никак воздухом открытым надышаться не могу.

Он потянулся и словно молодой поединьщик повел плечами, стал разминать косточки пальцев как перед дракой. Султанов удивленно покосился на него.