Речеши ми: «Славишися, пиша, философ ся творя», а первие сам ся обличаеши: егда к тоб что писах, нъ ни писах, ни писати имам. А речеши ми: «Философьею пишеши», а то велми криво пишеши, а да оставль аз почитаемаа Писаниа, аз писах от Омира, и от Аристотеля, и от Платона, иже во елиньскых нырх славн бша. Аще и писах, но не к теб, но ко князю, и к тому же не скоро. А еже сожалил еси, оже тя есмь вмнилъ, а Богъ свдтель, яко не искушаа твоего благоумиа, но яко просто писавь. Да аще того не моглъ еси разумти, то всуе приводиши на мя учителя своего Григоря.[1] Речеши бо: «У Григоря бесдовал есмь о спасении душевнмь». Да еда коли порекох ли укорих Григоря? Но еще исповдаю, яко не токмо праведенъ, но и преподобень, нъ аще дерзо рещи, святъ есть. Но обаче того аще не училъ тя, то не вд, откуду хощеши поручившаяся теб душа руководити, Григорю бо и теб того не вдати.

Но чюдо речеши мн: «Славишися!» Да скажю ти сущих славы хотящих, иже прилагают домъ к дому, и села к селомъ, изгои же и сябры, и бърти, и пожни, ляда же, и старины, от нихже окааный Климъ зло свободен. Нъ за домы, и села, и борти, и пожни, сябръ же и изгои — землю 4 лакти, идже гроб копати, емуже гробу самовидци мнози. Да аще гроб свой вижю по вся дни седмь краты, не вмъ откуду славити ми ся. Не бо ми, рече, мощно иного пути имти до церкви, кром гроба. Аще похотлъ бых славы, по велику Златоязычнику, то не чюдо, мнози бо богатство прзрша, славы же — ни единъ, а первое искалъ бых власти по своей сил. Но съвдый сердца и обистья тъ единъ съвсть, но елико молихся, да бых избавился власти. Паки ли по его смотрению а случить ми ся — супротивити ми ся ему нсть лпо.

Отсел, любимиче, отвта да не сотворяю ти, но на въпрос твое благоумие понужаю. Нсть ли лпо пытати потонку Божественых Писаний? Торчив блаженному Соломону, рекущу въ Притчах: «Аще утвердиши к нему око свое, никакоже сравнить ти ся».[2] Уже и Соломон, славы ища тако пишет? Или: «Премудрость созда себ храм и утверди седмь столпов».[3] А то, славы же ли ища, пишет? Се бо глаголеть Соломон «премудрость созда себ храм»: премудрость есть Божество, а храм — человечьство, аки во храм бо вселися въ плоть, юже приять от пречистыа владычица нашеа Богородица истинный нашъ Христос Богъ. А еже «утвердивъ 7 столпов» — сирч 7 соборов святых и богоносных наших отець.[4]

Что же пакы сего Соломона родивый: «яко благоволиша раби твои камение и персть его ущедрят».[5] Да о каменьи ли Бог Отецъ или о персти глаголеть, то коли ми велиши, любимиче, разумти камение ти персть? Се бо Богъ Отець о апостолхъ глаголет.

Аще ли почитаю Бытийскых книгъ боговидца Моисия: «Рече бо Господь Богъ: Се бысть Адам яко и мы и яко един от нас, и нын да не простеръ руку возмет от дрва жизни».[6] Ни ли того почитати тщеславиа ради? Се исперва лукавый враг диавол и человеконенавстникъ, не могий никакоже прельстити умна и словесна человека, Богомъ почьщена, но едину от скотъ земных обрте себ змию съсуд и ходатаицю и тою испустилъ живый глас въ уши Еввы, поушая ю на прострение рукы ко дрву разумному добру и злу и на вредное то вкушение. И виждь, кацми ти глаголы лстивыи поущает ю, и подвижет ю, и быстру творит на дло вкушениа. Глаголет бо к ней: «Аще снста от дрва, будета, яко Богъ, разумюща злу и добру».[7] Жена же, сущи акы немощна, посл жь мужьжа бывши, въ равеньство возвыситися хотящи Божеско, абие притече къ древу и вкуси скоро и мужеви дасть.[8] Нъ, увы и моей немощи, моя бо праддняя ми снста ми бо и нага быста![9]

И вижь, како ти лукавый уже отскочи, яко побду и натрыжненые улучивь, видя обнажены боготканыя одежда. По семь же пакы Господь, глагола къ Адаму: «Се Адам бысть яко единъ от нас»,[10] поруганиа ему образ дая, рекше: «Гд ти б съвтъ льстиваго диавола, рекшая ти: “Будета акы Богъ”, се уже не токмо нси яко аз, нъ и чьсти моея обнажился еси и смертную язву и суд приимеши, яко земля еси и в землю поидеши», и прочие.[11]

Что же ли мн, брате, Иаковъ и дв жен его, Лия и Рахаль,[12] иже тако почитати, а не искати по духу! Яко образ има Иаков, въ всх благ, якоже бо Богъ двоя люди им, израильтескыя и иже от языкъ, да убо израильтестии людие покров имаху на сердци, се же есть, о невр прилжаху, а еже от языкъ врною облежаху добротою, тако Иаков дв жен им, Лию убо въ образ израильтескых людий, тмь и очима болна б, понеже израильтестии людие покров имаху на сердци, и Рахиль, — иже от языкъ людие, того и красну блаженое Писание его глаголет, яко тм иже от языкъ людие врною добротою приспваху и, Спасу вровавше правдою, ис корене исторгоша лесть, образ же сему бяше Рахиль, того ради и отча идолы окраде.[13]

Что ми хромота Иаковля, еда печаль ми, аще храмлет! Иаков бояшеся Исава, брата своего. Дерза убо творя Богъ Иакова, брася с ним, яко «съ Богомъ укрпился еси, а съ человеком не можеши». Пакы же образ бяше Иаков Божиа Слова въплощению. Сего ради и стегну ему утерп,[14] понеже Божие естество крпчаи человеча естества бяше.

Что же ми Зарою и Фаресом! Но нуждюся и увдти прводн. Егда тщеславие и тои есть? Провозвщениа бо яже о Зар и Фарес, двоих людии: Форесъ убо — израильскых, Зара же — тх, ижо от языкъ. Того ради убо Зара прежде выложи руку, иже преже Закона житие показа. Преже бо Закона баху нции богочестиемъ облежаще, не по Закону, но по вр живуще. Червленаа же вервь — възвщение то баше преже Закона бывших жертвъ, яже сотвори Авель, Енох, Ной, Аврам. Тако оному руку въвлекшю, се же есть — оному отшедшу благочестиа, изыде Фаресъ.[15] Среда бо есть Закон тм же и бяше прежде Закона. Иже по Закон положим Лию, яко несовершену по благочестии рещи, и да како списатель, ясно пиша, рече: «Б мужь вазнив»?[16] Почти предлежащее речение и обрящеши истинну, рече бо: «и б Господь с нимъ».[17]

О Озар и Фарес. Ибо о семъ Божественое Писание сказа, въ первых книгах Моисиовых пишет, еже о Авраам и о прочих, поминаеть же Иуду, от негоже по плоти Христос Богъ нашь, како Фамара, сноха его, и того прелести, блудническымъ образом украсившеся. Но да не потязает же ся о семь Иуда, не бо бяше блудникъ тъ, ни вдый сего сътвори, глаголю же, ни Фамара, аще и вдущи съвокопися, не бо прелюбодйства ради та изволи совокупитися, но дтотворениа ради. Поятъ убо Иуда, — глаголет Писание, — жену от хананй, ейже имя Висуя, и влзе к ней, и заченши роди сынъ и прозва имя ему Иръ, и потом пакы роди сынъ и нарече имя ему Аунанъ, и приложивши еще роди сынъ и прозва имя ему Силомъ. Приведе же Иуда жену сыну своему Иру, первеньцу, ейже имя Фамара. Бысть же Иръ, первенець Иудинъ, золъ пред Богомь, и уби и Богъ. Рече же Иуда Аунану, сыну своему: «Влзи к жен брата своего и поими ю и въстави племя брату своему». Разумв же Аунанъ, яко не себ ему племя, и бысть егда влзе къ жен брата своего, пролий смя на землю, да не будет племене брату своему. Разумв же, золъ ся явися пред Богомъ, понеже сотвори се, и уби сего Богъ. И рече Иуда Фамар, невст своей: «Иди и сди в дому своему, дондеже великъ будет Силомъ, сынъ мой». И шедшии же Фамара сд в дому отца своего. Минуша же дние ей, умре Висуя, жена Иудина, и утшився Иуда, и взыде ко стрегущим овець его сам.

И Ирасъ, пастух его, повдаше Фамар, невст его, глаголющи: «Се свекоръ твой восходит навидти овець своих». И свергши ризы вдовьства своего съ себе и облечеся в ризы утвореныа и сде пред враты удаже минуеть Иуда. Видя ю Иуда и мняше ю любодицю сущю, покрыла бо бяше лице свое, и не знааше ея, яко невста ему есть, съвратив же ся, рече к ней: «Попусти ми внити к себ». Си же рече: «Что ми вдаси, аще влзеши ко мн?» Се же рече: «Аз тоб дамъ козлище от стадъ своих». Она же рече: «Аще даси ми залог дондеже пустиши». Сь же рече: «Дамъ залогъ»; она же рече: «Перьстенъ твой, и гривну, и жезлъ, иже въ руц твоей, дай ми». И да ей, и влз к ней. И зача от него. И въстав отиде. И свергши же она ризы своя утвореныя и облечеся в ризы вдовьства своего. Пусти же Иуда козлище от козъ своих рукою Дамасита, пастуха своего, и взяти залог от жены. И не обрте ея Дамасит, и вопроша муж населникъ, гд есть любодавшия. Они же рша: «Нсть зд любоди». Бысть же по третьемь месяци, повдаша Иуд: «Съблуди Фамара, невста твоя, и се имать въ чрв от блуда». И рече Иуда: «Изведите ю, да ю уждегуть». Ведом же ей, посла къ свекру залог, глаголющи: «От негоже человека есть се, и от того же и азъ имю въ чрв, познай, чий есть перстнь, и гривна, и жезлъ сий». И позна и Иуда и рече: «Очистися Фамара, зане не дах ея Силому, сыну моему, и не приложи по томь прилпитися ей».[18]