– Спасибо. Вы очень благородный человек. Скажите, по какой причине вы навестили сына?

– У вас есть дети?

– Есть.

– Тогда почему вы задаете идиотские вопросы? Какая нужна причина, чтобы навестить родное дитя? Приехал посмотреть на мальчика, обнять его, убедиться, что он сыт, одет, обут… Он же еще ребенок…

– Ребенок, переехавший по пьянке пенсионера, – не выдержав потока сантиментов, припомнил майор. Вольнович замолчал и, искосо оглядев следователя, зарыдал. В палату заглянула сестра и с осуждением обратилась к посетителю:

– Больному нельзя волноваться.

– Да, мне нельзя волноваться. Отцовское сердце может не выдержать! – с удовольствием подхватил Вольнович.

– Хорошо, если вам трудно говорить здесь, я вас вызову повесткой к нам на Петровку.

– С каких это пор родителей убитого вызывают повесткой? – взвизгнул оскорбленный отец.

– Вас вызовут не как отца жертвы, а как свидетеля.

– Вы заявляете чудовищные вещи. Наша милиция совсем дошла до ручки. Вместо того чтобы ловить преступников, она издевается над честными людьми. – Все это Вольнович говорил уже спокойно. Истерика внезапно прекратилась.

– Так вы будете отвечать, или я выписываю повестку?

– Я найду в себе силы, – с пафосом заверил Евгений Леонидович.

– Вот и прекрасно. Вы утверждаете, что навестили сына по зову сердца, без всяких причин.

– Естественно.

– А телеграмму о своем приезде вы случайно не давали?

– Нет, я хотел сделать мальчику сюрприз.

– Странно. А может, вы запамятовали?

– У меня компьютерная память.

– Вы знакомы с девушкой сына?

– У него их было слишком много. Гена По молодости о постоянной спутнице еще не думал. Некоторых я знал, но большинство – нет.

– Фамилия Строкова вам ни о чем не говорит?

– В Перми жила семья с такой фамилией. Но лично мы не общались.

– А Хлебникова?

– Никогда не слыхал.

– Вам не приходило в голову, что с сыном свели счеты родственники пенсионера, получившего в пермской катастрофе тяжкие телесные повреждения? По нашим сведениям, ветеран скончался именно от них.

– Уверен, что нет. Мы помогали этой семье и никаких претензий ни от самого Макеева, ни от его близких никогда не слышали.

– Если все обстоит именно так, почему вы сбежали из родного города?

– Мы не сбежали, а переехали в Петербург. На всю нашу семью несчастье произвело слишком большое впечатление. Мы решили, что новое место поможет забыть о пережитом.

– Вы переехали в Петербург, как же сын оказался в Москве?

– Мальчик мечтал стать великим оператором. В столице больше возможностей. Он меня упросил, я купил ему здесь квартиру, и вот финал… Мальчик убит. А меня допрашивают как злодея!

– Оставьте ваш театральный тон. Я вам сочувствую как отцу, но если вы хотите помочь следствию, перестаньте кривляться, – попросил Волков.

– Спрашивайте…

– Вы знакомы с депутатом Государственной думы господином Логиновым?

– Да, мы иногда встречались с Анатолием Семеновичем в Перми и теперь звоним друг другу.

– Когда вы в последний раз общались?

– Не помню.

– Вы же заверяли, что у вас компьютерная память? – поддел Волков.

– Это так, но смерть сына внесла коррективы. Может быть, через некоторое время я и смогу ответить на ваш вопрос.

– Знакомы ли вы с Владом Амбросьевичем Колесниковым?

– Нет, этого господина я не имею чести знать.

– Когда выпишитесь из больницы, сообщите мне ваши московские координаты, – попросил Волков и протянул Вольновичу визитку.

– Я тут же уеду назад в Питер. Руфина одна может не пережить трагедию, – ответил Евгений Леонидович, но визитку взял.

Покинув больницу, Волков вернулся в Управление и, не заходя к себе, заглянул к шефу. Ерожин беседовал с молодой полной женщиной, но, увидев Волкова, вышел в коридор.

– Что ты намерен делать? – спросил подполковник, выслушав отчет о встрече с Вольновичем-старшим.

– Надо срочно установить, кто давал телеграмму.

– Согласен. Двигай в Питер и разберись на месте.

Через час Тимофей оформил командировку и, не заезжая домой, помчался на вокзал. Щеглов включил сирену, и майор успел на скоростной поезд. В десять вечера он уже шагал по Невскому. Отметив командировку в дежурной части питерского управления, москвич отправился на телеграф.

Начальник ночной смены, пожилая дама в очках, ветеран, как догадался Тимофей, русской связной службы, выслушала майора, внимательно изучила его удостоверение и, взяв бланк телеграммы, вышла. В узком кабинетике пахло газетами и сургучом. Волков пристроился в неудобном кресле и терпеливо ждал. В Питере все было, словно из детства. И этот кабинетик тоже был из детства. Маленький Волков часто захаживал к маме на службу. Мать Тимофея работала в детской комнате милиции, и ее комнатка в семидесятые годы напоминала кабинет начальницы ночной смены питерского телеграфа. Северная столица будто не заметила смены режима, новой западной моды на интерьеры офисов. Даже на лица – обитательница кабинета походила на героиню советского послевоенного кино. Волков улыбнулся своим мыслям.