В последние годы для Готье работы все-таки стало больше. Множество темнокожих эмигрантов создавало проблемы. Их молодежь, собираясь в небольшие компании-банды, носилась по дорогам на мотоциклах и, увидев одинокого пешехода, кружила возле него, высматривая, нет ли у того с собой чего-нибудь ценного. Если карманы несчастного оттопыривались или он нес в руках приличную сумку или портфель, банда набрасывалась на беднягу, мгновенно отнимала у него все приглянувшееся и с ревом уносилась прочь. Поимка и поиск таких правонарушителей осложнялись тем, что это были не местные жители, а брать их было нужно с поличным. Жертвы нападений, как правило, не запоминали замаскированных одинаковыми куртками и темными очками грабителей. Но Готье сумел изловить пять таких банд, за что получил благодарность мэра города и оплаченные дополнительные отпуска.

В один из таких отпусков он отправился в Марсель, где в танцевальном баре и познакомился с Эстер. Маленькая сухая блондиночка с сердитым лицом отличалась умением неожиданно и звонко смеяться. Но в Валарис она переехать не захотела. Любовь победила, и Готье перебрался в Марсель, где для начала получил не очень почетную должность и дежурил в районе вокзала. Этот район славился обилием проституток, сутенеров, всевозможных темнокожих бродяг и целым кварталом дешевых гостиниц, которые содержали турки и арабы. Вот уж где разного криминала имелось предостаточно! Причем криминала мелкого, грязного и тщательно скрываемого хозяевами заведений от властей и полиции. В дальнейшей работе Симону Готье знание этого района и местных нравов пригодилось. Имея богатый опыт поиска мест «лежки» самых осторожных преступников в чреве привокзального квартала, он без труда применял свои знания в фешенебельных районах города.

Поднимаясь вверх по служебной лестнице, Готье три года проработал комиссаром огромного Марселя. Преступно настроенные байкеры и тут ему досаждали, выхватывая сумки прямо из авто у невнимательных пассажиров, когда те благодушно ждали зеленого сигнала светофора. Выхватив сумку, они, словно кентавры, ставили своих стальных коней на заднее колесо и улетали в сети узких улочек и переулков старинного города.

Как и везде в полициях мира, основной успех в поимке преступников приносили осведомители. За годы работы в Марселе Готье их завел в избытке, на все случаи жизни. Неделю назад один осведомитель, по фамилии Журден и по кличке Слепец, торговавший днем на рыбном рынке дарами моря, а вечером работавший барменом в уже знакомом нам привокзальном квартале, рассказал, что в гостинице турка Али происходит нечто странное. Приезжают несколько незаконных эмигрантов, живут два-три дня, а затем исчезают. Если бы они просто уезжали, никто бы не удивился, но эти люди оставляли свои пожитки. Слепец несколько раз видел, как утром Али выносил из номера скарб своих постояльцев и выставлял в пакетах на улицу. Утром машины мусорщиков эти пакеты увозили.

Кате согласие Крюкова принесло радость. Она не ошиблась. Перед ней настоящий мужик, хоть и представитель странной и загадочной профессии. К художникам, поэтам и композиторам Катя относилась с опаской. С одной стороны, это вроде такие же люди, а с другой – словно марсиане. Сплетни и всевозможные сенсационные сообщения в газетах и журналах о личной жизни этого народа создавали впечатление о представителях богемы, как о существах, живущих по законам другой, не слишком привлекательной морали. Бесконечные любовные связи звезд и скандальные разрывы наводили на мысль о распущенности и вседозволенности в отношениях у творческой братии. Кате все это было малосимпатично. Она не могла понять, что творческие люди в основном эгоцентрики и, по сути, одинокие и несчастные существа. Они сродни наркоманам, только наркотиком для них являются творчество и успех.

– Так ты каратист? – перебил вопросом мысли Кати Крюков.

– В Питере занимался каратэ, а сейчас перехожу на тайский бокс.

– Это еще что за вид спорта? Я о таком не слышал, – поинтересовался Крюков.

Катя еще и сама не разобралась, в чем разница. На тренировку она так и не попала. «При случае надо бы выяснить», – подумала она и ответила:

– В этом виде я в начале пути. Попробую разобраться, тогда и объясню. Сейчас моя смена закончится. Еще раз прошу, без меня к коллекционеру ехать не соглашайтесь.

– Я подумаю, – ответил Крюков и подмигнул Кате.

Та густо покраснела и, чтобы скрыть смущение, выскочила из мансарды и крикнула Губанову:

– Кобра, занимай пост.

В саду Катя застала Журова. Тот собирался домой и усаживался в свои «Жигули».

– Вы в Москву? – спросила Катя и, получив утвердительный ответ, напросилась в попутчики: – Моя смена кончилась. Хочу тряпки сменить, а то скоро колом встанут, – грубовато сообщила она тренеру.

– Садись, – Журов кивнул на место рядом с водительским. Стас получил у Гнусняка немного денег и пребывал в хорошем настроении. Выехав на шоссе, он начал насвистывать. Катя спросила:

– Стас, вы не могли бы немного рассказать о тайском боксе? А то я вроде уже в команде, а ничего не знаю.

– Будешь много знать, скоро состаришься… – сказал тренер, но ему и самому хотелось поболтать, а лучшей темы для разговора не существовало. – Тайский бокс годится только злым мальчикам. Это боевой вид. В нем эстрады мало. Ваше каратэ – не драка, а бой с тенью. А тут не для красоты бьются, а для победы, так-то, мальчонка.

– В каратэ тоже для победы… – перебила Катя.

– Не перебивай старших, салага. Победа победе рознь. У вас больно танца много, а в тайском боксе ноги высоко лишь «чайники» задирают. Бить у нас принято по ногам и корпусу. Ноги поэтому особенно тренировать будем. У тебя ножонки, как у цыпленка. А для тайского бокса кость от колена до носка должна быть стальная. Чтобы ее набить, тайские петухи палочки по ноге часами катают. Я в Таиланде видел, как тайский боксер сошелся с европейским боксером. Тот в стойку стал, руками прикрылся, а тайский ему голенью по рукам – и сломал руку. Одним ударом сломал.

– Серьезный удар, – восхитилась Катя.

– Еще какой серьезный. Но для такого удара не один год работать надо. Тайский бокс – не развлечение, а работа за деньги. Работают в нем три раунда, профессионалы – пять раундов по три минуты. В первом раунде никто не раскрывается. Противника прощупывают, примеряются. Во втором – первую минуту работают всерьез, вторую опять экономят, на третью стараются не упустить инициативу. А вот в последнем раунде надо выложиться. Это только кажется, что три минуты мало. На ринге для участника боя проходит целая вечность.