В начале войны гарнизон крепости был относительно невелик — 18 тыс. сухопутных войск, 3 тыс. моряков и 360 дружинников. Владивосток был хорошо обеспчен только зерной и мукой — до 1 года, запасы мясных консервов не превышали 4 месяцев, сухарей — 2 {2160} . Постепенно ситуация менялась. Город был переведен в разряд крепости 1-го класса приказом Главнокомандующего от 10(23) января 1905 г. 1(14) марта туда прибыл и новый комендант — ген.-л. Г. Н. Казбек, который развернул лихорадочную работу по подготовке к отражению возможной японской атаки. За пять месяцев в условиях осадного положения гарнизон, в буквальном смысле не покладая рук, расширил внешний обвод крепости с 32 до 80 верст, проложил 250 верст хороших грунтовых дорог, 7 верст ширококолейной железной дороги, были проведены подготовительные работы на укладку 150 верст узкой колеи, установлено 1000 верст телефонных и телеграфных линий, построено 3 радиостанции, заложено около 2000 мин, построены бараки на 50 тыс. чел., подготовлено устройство 37 госпиталей и заготовлен 1,5 годичный запас продовольствия на 60 тыс. человек. При этом гарнизон насчитывал до 60 % запасных, а в некоторых частях их концентрация достигала 80 % {2161} . Гарнизон крепости не был надежным {2162} . Тем не менее, рисковать после Порт-Артура еще одной осадой русской крепости, не решив проблему Маньчжурских армий, никто не собирался.

Военные действия зашли в тупик. Токио в 1905 г. оказался в ситуации Петербурга в 1878 г. — война была выиграна, но к победе страна пришла в состоянии, исключавшем возможность использовать плоды побед. Тупиковое положение, сложившееся после Мукдена, в японском правительстве считали самым тяжелым периодом за все время войны. Финансовые, материальные и человеческие ресурсы Японии были исчерпаны. Из 10 млн. мужчин активного возраста 2 млн. было в той или иной мере мобилизовано для нужд войны, около 1 млн. отправлено на фронт {2163} . В ходе военных действий было убито 49,4 тысяч японских офицеров, матросов и солдат, 27 192 чел. умерло от болезней (соответственные русские потери составили 31 630 и 12 983 человек) {2164} . Токио нуждался в мире, но надеялся с его помощью выйти из весьма затруднительного финансового положения. Предварительная оценка возможной контрибуции колебалась в границах от 600 млн. до 1 млрд. долларов США {2165} . Русско-японская война стоила Японии в 8,5 раза больше, чем война с Китаем, в 6,6 раза превысила средний доход страны за 1903 г., стоимость ее — 1 730 050 000 иен — в 11,7 раза превысила сумму поступления налогов. Во время войны японское правительство разместило ряд внешних займов (в основном на биржах Лондона и Нью-Йорка) на сумму 800 570 000 иен (из них реально получено 689 590 000 иен) под гарантию таможенных поступлений и табачной монополии. Было выпущено шесть внутренних займов на сумму 783 460 000 иен (реально получено 729 137 000 иен) {2166} .

Общие финансовые потери России составили 6,554 млрд. рублей, более половины этой суммы — 3,994 млрд. рублей составили внутренние и внешние займы под военные нужды. Внешние долги, связанные с войной составили 2,176 млрд. рублей и были погашены к 1909 г {2167} . Рубль по прежнему оставался стабильным, финансовое положение страны было не таким критическим, как в Японии, но зато в России уже началась революция 1905–1907 гг. Это был еще один участник войны, объективно действовавший на стороне Токио. По столицам европейских стран прокатились демонстрации в поддержку русских революционеров, общественное мнение Франции, Италии, Бельгии, Германии и Великобритании относилось к правительству России достаточно единодушно и негативно. Курс русских ценных бумаг, несколько стабилизировавшийся после Манифеста 17 октября 1905 г., вновь начал падать {2168} .

Японский Генеральный штаб выделил на организацию саботажа только на Транссибе 30 000 иен в марте 1904 г., и 40 000 иен в феврале 1905 г. Помощь революции обошлась Японии в 1 000 000 иен (курс иены и рубля тогда был приблизительно равен) и оказывалась через финских и польских социалистов {2169} . Как отмечает современный историк, «представители национальных меньшинств выполняли роль посредников, дымовой завесы…», скрывавшей от русских коллег по борьбе с царизмом контакты с японской разведкой {2170} . Для того, чтобы оценить результат этих контактов, можно привести в пример историю с пароходом «Джон Графтон». На нем в Россию перевозилось оружие, купленное эсерами на японские деньги. 7 сентября 1905 г. пароход сел на мель у берегов Финляндии и был взорван. С обломков властями было извлечено 9670 винтовок, около 4 тысяч штыков, 720 револьверов, 400 тысяч винтовочных и около 122 тысячи револьверных патронов, около 3 тонн взрывчатки, 2 тысячи детонаторов, 13 футов биквордова шнура {2171} . Революционеры вели войну внутри страны.

Примером их отношения к войне с внешним врагом может послужить листовка Красноярского комитета РСДРП «Письмо красноярских рабочих по линии Сибирской железной дороги», распространяемой по Транссибу в конце июля — начале августа 1905 г. Социал-демократы убеждали рабочих, что право держать флот на Тихом океане или укрепления на Дальнем Востоке нужны только царю, а не народу, и призывали помочь армии заключить мир путем стачки на железной дороге, лучше всеобщей, но подошла бы и частная: «…мы разом сможем остановить движение по всей линии — от Челябинска до Харбина. И наша всеобщая стачка будет смертельным ударом царскому самовластию и спасением десяткам тысяч наших братьев, заброшенных в Манчжурию» {2172} . С прибытием подкреплений в Манчжурию русская армия не усиливалась, тыл все больше оказывал влияние на фронт.

При перевозках войск солдат практически ничем не занимали, самым обычным и распространенным вопросом рядового во время остановки воинского эшелона была просьба дать что-нибудь почитать. Конечно, это предоставляло огромные возможности для революционной пропаганды {2173} . «Пришедшие из России запасные солдаты, — вспоминал казачий офицер, — были крайне деморализованы и напичканы прокламациями» {2174} . В этом нет ничего удивительного — ведь поезда с подкреплениями проходили через Сибирь, территорию чрезвычайно насыщенную антиправительственным элементом. С началом войны власти усилили контроль над Сибирской железной дорогой — были установлены полоса отчуждения (1,5–2 версты) и две линии охраны (до 100 верст), в зоне которых устанавливался режим военного положения, в том числе и контроль над политически неблагонадежным элементом. Лица подобного рода подлежали выселению из полосы отчуждения {2175} . С началом революции этот контроль ослаб.

Через несколько дней после Цусимского сражения с просьбой о мирной инициативе к правительству США обратилась Япония. Президент Т. Рузвельт, по его словам, был потрясен Цусимой — он ожидал победы Японии, но никак не полного разгрома русского флота. Страх перед возможностями Петербурга исчез. «Раньше я мог считать, — признавался президент, — что Россия сможет завоевать мир в любое время… и я предполагаю, что этот страх сейчас исчез повсюду» {2176} . Отношение к России стало меняться к лучшему, если не страх, то подозрения начала вызвать Япония. Страх за возможные последствия победы русской революции и, в результате, нестабильности на огромном пространстве Российской империи также присутствовал в расчетах творцов мировой политики.

21 мая(3 июня) к Николаю II обратился с письмом кайзер Вильгельм. Германский император призывал к заключению мира: «С чисто военно-стратегической точки зрения поражение в Корейском проливе отнимает всякую надежду на то, чтобы счастье повернулось в твою сторону; японцы теперь могут беспрепятственно перебрасывать в Манчжурию сколько угодно резервов, свежих войск, военных припасов и т. д. для осады Владивостока, который едва ли будет в состоянии долго сопротивляться без поддержки флота. Для того, чтобы вернуть армии Линевича ее прежнюю боевую силу, нужно, по крайней мере, 3 или 4 свежих армейских корпуса, но даже и при таком условии было бы трудно предсказать, каков будет результат, и будет ли новое крупное сражение успешнее прежних… Совместимо ли с ответственностью правителя упорствовать и против ясно выраженной воли нации продолжать посылать ее сынов на смерть тысячами только ради своего личного дела? Только потому, что он так понимает национальную честь? Не падет ли со временем на правителя ответственность за все бесполезно принесенные в жертву тысячи жизней и за всю пролитую кровь, и не потребует ли он — владыка и царь всех царей — у земного правителя ответа за тех, власть над кем ему была дана Творцом, вверившим ему заботу об их благополучии. Национальная честь сама по себе вещь прекрасная, но только в том случае, если вся нация сама решили защищать ее всеми силами» {2177} .