Шрифт:
Что поделаешь с неразумными?
А между тем, безошибочно отличив в Юрии старшего (да и не трудно было в нём среди прочих отличить старшего не только по изрядно богатой одежде и убранству коня, но и по властному взгляду), усадские людишки повалились перед ним на колени. Лопотали по-своему и по-русски, не зная вины, винились заранее, молили не жечь дома, не убивать, не сиротить малых сих… Сразу видать, что пуганые!
Юрий нетерпеливо поднял руку в перстатой рукавице с широкими раструбами, обшитыми золотой бахромой. Шум смолк.
– Так в чём виноватитесь? Штой-то я не пойму, - усмехнулся Юрий.
– Да не разом орите-то - один говори, - указал он рукой на жилистого, костистого старика с сивой от седины бородой.
Старик вперил в Юрия блеклые, выцветшие глаза, сказал истово:
– Дак, чай, виноваты, коли ты наехал на нас!
– А знаешь ли, кто я?
– Дак откуда ж мне знать, - покаянно развёл руками старик.
– А вы чьи?
– Дак, ничьи мы… Сами по себе живём здеся, - дед тяжко вздохнул, - кругом выходило, что виноваты!
Юрий покачал головой: эх, люди! Батюшка-то каждого на Москву привечает, а сколь под самой Москвой-то таких вот «ничьих» почём зря живёт? Вроде б и крепок хозяин батюшка, ан и у него нет времени все богатство пересчитать!
Юрий построжел лицом и сказал:
– Запомните, смерды: не сами по себе вы здеся живете, а по воле отца моего московского князя Даниила Александровича! Да по воле Божьей!
– Как же, знаем, - забормотал старик. От пущего испуга губешки его под бородой запрыгали, зашамкали по беззубым дёснам.
– Знаем, батюшка, знаем! Иса - Бог! Москва - град! Князь наш Данила Лександрыч есть… Не губи!
– А коли знаете, пошто от Москвы засеку наладили?
– Истинно не засекалися!
– старик оглянулся на люд, и те закивали башками: не засекалися, мол!
– Тамо-тка, - старик указал рукой в сторону, откуда и грянул Юрий, - давно ещё Лес горел, большой пожар был, а летось буря прошла, само по себе засекошася!
– Ладно, - улыбнулся Юрий, - поверю тебе.
– И спросил ласково: - Ну а крещён ли ты, старик, в веру истинную?
– Как же, - вскинулся дед, - крещён! В энту веру и крещён… в истинну!
И бабы, и мужики испуганно залопотали:
– Ох, крещены уже! Крещены! Не крести боле-то!
Кто и впрямь из-за пазухи вытянул резные из дерева, простые оловянные крестики на тесёмке, кто протянул на глаза Юрию шапки. Юрий вгляделся - и на шапках нашиты оловянные крестики.
– Не крести, - молят, - крещены уже! Дружинники позади Юрия смехом давятся: от чудь-то, она и есть - чудь!
– Да что ж вы кресты-то Христовы на шапки приладили, их, чай, на груди носить надобно!
– Да ведь на груди-то, батюшка, под обкруткой-то [43] не видать, - готовно пояснил старик, - а на шапке-то вона, издалека приметно, что ужо мы крещёны!
43
Обкрутка - одежда.
– Эх, врёте!
– засмеялся Юрий чудской хитрости.
– Идолищам поди молитесь!
– Как можно?
– возразил дед.
– В Ердани купали!
– В Ердани?
– Ну дак! Речку нашу Мерскую так назвали, когда кунали-то прошлый раз.
– Ладноть, - протянул Юрий.
– А я уж хотел окрестить вас в другой раз. Знать, не быть вам моими крестниками… - И дабы получить последнее доказательство, велел: - Ну так перекрестись, старик, коли веруешь!
Старик оглянулся на люд, неуверенно поднёс чёрные негнущиеся пальцы со сбитыми ногтями ко лбу и вмах, как с обрыва кинулся, обнёс себя крестным знамением. И другие, кто зажмурясь, кто неловко, кто путаясь, однако сделали то же самое.
– Вот и Господь с ними, - тихо сказал Редегин. Не любил Константин насилия Божием именем. Куда ни шло, если б были саном облечены, а то так, одно безобразие.
– А где же ваша Ердань-то?
– спросил Юрий.
– Так вона же, батюшка, за деревами, - оглянулся старик к кромке леса, что была у него за спиной, и вздрогнул плечами.
В это время как раз с той стороны Андрюха Конобей с Федькой Миной выгоняли ещё людишек.
– Э-э-э, дедушка!
– пригрозил Юрий с коня старику. Старик сник и более уж не поднимал на Юрия глаз.
– Бегли, княжич, от нас! Прятались! Да уж мы их достигли!
– издалека ещё весело прокричал Конобей.
Впереди вышагивал длинный, в сивых лохмах и бороде старик в нагольном тулупе нараспояску. Точь-в-точь такой же, не отличишь, как тот, что стоял перед Юрием на коленях - не иначе как брат. За ним, понукаемый упёртой в спину Федькиной сулицей, шёл парнище лет двадцати. Мало сказать, огромный парнище! Высок, плечист, шея бычья, волос приметный - рыжий. На что Андрюха Конобей статен, а и то удивительно, что они вдвоём с Миной такого бугая увязали. Хотя у них железо в руках, против меча да сулицы с пустыми-то руками не больно сунешься.