— Его убили? — спросил я без всяких эмоций.

— Интересный вопрос, — саркастически заметил При шляк.

Я понимающе кивнул:

— Можно было и не спрашивать. Ты бы не пришел сюда, обратись он к тебе с жалобой на то, что у него спёрли пачку сигар.

Во взгляде Пришляка я не заметил никакого отклика на иронию, с которой я произнес последнюю фразу. Наши отношения имели долгую историю. Безусловно, моя работа на ниве облегчения кошельков толстосумов снискала мне уважение налоговой полиции. Но, с другой стороны всякий раз, когда Пришляку приходилось сталкиваться со мной, он вспоминал, что мы с ним ходим по разные стороны закона, и он старался напустить на себя вид цербера охраняющего врата райских кущ, где не место негодяям вроде меня.

Будучи человеком честным, Пришляк не мог не признать, что все-таки я принес ему больше пользы, чем вреда. Но как служитель закона, регулярно получающий жалованье от государства, он считал, что вовсе не обязан нести нервные перегрузки, неизбежно следовавшие за моим появлением поблизости от места очередного происшествия.

— Вероятно, ты захочешь вновь взглянуть на него и убедиться, что хорошо сделал свое дело? — взревел Пришляк.

— Хотелось бы полюбоваться, — согласился я, подумав, что ни завтрака ни бритья мне нынче не видать.

В коридоре два мента сдерживали толпу репортеров и двоих нетерпеливых, жаждущих пройти в свои номера постояльцев. Здесь же метался помощник управляющего гостиницей, разрываясь между доброжелательным отношением к прессе и нежеланием огласки происшедшего.

Один из репортеров крикнул:

— Пришляк, хотите, мы посвятим вам специальный выпуск газеты?

— А кто этот парень с капитаном? — поинтересовался другой репортер.

Номер 1013 был забит людьми в штатском.

Фотограф упаковывал свое снаряжение. Другие специалисты обрабатывали мебель порошком и щеточками, обыскивали ящики, заглядывая буквально под каждый предмет. Подобную деловитую суету я уже не раз видел в последнее время. Люблю посмотреть, как работает наша милиция!

Тело лежало на постели, закрытое простыней, и напоминало глиняную модель, по которой должны отлить форму для скульптуры. Пришляк откинул простыню. Казалось, Зиганшин спал с открытым ртом. Глаза его были полуоткрыты. Под головой лежало полотенце с пятнами крови.

— От чего он умер? — спросил я.

— Он упал в ванной комнате, а по пути растерял все мозги. Разве не помнишь? — сказал Пришляк.

— С возрастом память ухудшается, — пожаловался я. — Расскажите мне, пожалуйста, подробности.

Пришляк закрыл тело простыней.

— Зиганшин попросил, чтобы его разбудили сегодня в половине восьмого утра, — он звонил дежурному где-то после двенадцати ночи. Утром, когда он не поднял трубку, дежурный послал горничную. Она заглянула в комнату, никого не увидела и послала уборщицу навести порядок в номере. Уборщица и обнаружила труп. Он лежал в ванной, одетый, галстук на шее был ослаблен и воротничок рубашки расстегнут…

Я представил себе Зиганшина таким, каким видел его последний раз, в том, что, очевидно, было его домашней одеждой.

— Значит, он упал и разбил голову, — заключил я.

— Да. У него был разбит затылок, а кафель забрызган кровью. Хотелось бы посмотреть, сумеет ли кто-нибудь та разбиться, просто упав на пол.

— В этом бренном мире все возможно, Анатолий, — грустно сказал я. — Как давно он умер?

— С точностью до минуты, конечно, не определишь. Он позвонил дежурному после того, как ты вышел из его номера. Телефонистка помнит, что звонок Зиганшина раздался, когда ты разговаривал с Усмановском.

— Ничего удивительного. Что-нибудь еще?

— После ужина у него был визитер — обнаружены початая бутылка и два стакана. Правда, на одном из стаканов отпечатки пальцев стерты. В пепельнице найдены окурки сигарет, недокуренная сигара и пепел.

— Когда здесь был посетитель?

— Около половины одиннадцатого, если верить дежурному.

— Он был один?

— Лифтер сказал, что его никто не сопровождал.

— И этим визитером был, конечно, я — ты же помнишь мою способность становиться невидимым.

В ответ Пришляк прорычал что-то нечленораздельное и, повернувшись, заметил, что его подчиненные уже закончили работу, он выпроводил их из номера и плотно закрыл дверь. Теперь он строго смотрел на меня, и взгляд его исключал какие бы то ни было фамильярности.

— А сейчас объясни мне кое-что.

— С удовольствием, — ответил я.

— Когда я утром явился к тебе в номер, ты даже не удивился, услышав имя Зиганшина.

— Я уже привык, что мне задают самые невероятные вопросы.

— Ты даже не спросил меня, кто это.