По этой причине створки ворот давно уже не закрывались. Да и чего их закрывать было, когда давно брошенный город давно был пуст…. В прошлом был пуст, и об этих благословенных временах как раз и напоминали прогнившие насквозь покосившиеся воротины. А вот после того как в город вернулся прежний хозяин, народу то в городке поприбавилось. О чём Сивка искренне жалел. Хоть и дразнили обидно его в казарме по неизменному из года в год месту несения караула — "Дубудуба", а и сам Дубудуба понимал — не нужен городу барон, мешает, без него всяко лучше, спокойнее.

Ведь именно с его появлением милый уютный никому не нужный пост на этих воротах, где было так хорошо коротать время службы, периодически выбираясь на речку Мутную половить карасиков, к слову, немалый приварок Дубудуба к его скудному сиротскому столу, утратил всю свою прелесть и превратился в самое беспокойное место города. Так и снуют, так и снуют мимо всякие человечишки требующие досмотра. Сплошное беспокойство, никакого покоя.

А что приварок немалый с того пошёл Сивке в карман от того приработка по баронским нормам, так что с того, спокойствие лучше. Пусть беднее, голоднее, не так сытно, да спокойнее. А что может быть спокойствия лучше — ничего!

Наверное, потому Дубок вчера и загулял у шурина, не потрудившись плотно закрыть на ночь воротину, что непоседливый барон за очередной какой-то своей надобностью надолго убыл из города.

Дубок замер насторожённо, не понимая, что привлекло его внимание — непонятный какой-то звук со стороны Марьиного брода.

Тихо чем-то, потрескивая, в сизой дымке из предрассветных сумерек прямо к воротам города и к застывшему в ступоре Сивке медленно катилось чудо.

Если кого и напоминало оно ему в тот момент — сказочного былинного богатыря, верхом на драконе, распространяющее перед собой вонюче-сизую волну непонятного дыма и чем-то смутно знакомую вонь.

— "Дракон, на своей адовой колеснице" — пришла обречённая мысль к полумёртвому от страха Сивке.

Нечто подобное как раз вчера шурин и рассказывал Сивке, умудрившийся в свои немногие лета, где только не побывать. И старше-то Сивки всего лишь на пару годков, да благодаря своему бате купцу, где только ни побывал, чего только не повидал. Вот и о чём-то подобном не далее как вчера речи вёл.

Вот-вот о такой необычной коляске — странной, непривычной, ни на что не похожей двухколёсной повозке с большими металлическими рогами спереди.

И на этом двухколёсном рогатом чудовище сидела какая-то глыба непонятно чего, покрытая толстым слоем рыжей пыли, бесформенная, смутно напоминающая человеческую фигуру.

Молчаливая бесформенная глыба лупоглазо пялилась на застывшего Сивку круглыми, запылёнными стекляшками больших совиных очков.

Следующие мгновения запомнились молодому стражнику на всю жизнь. Следом за первым остановившемся у ворот чудищем из клубов поднятой им густой дорожной пыли, медленно вынырнула пара точно таких же рычащих непонятных чудовищ с сидящими на них сказочными бесформенными глыбами в лупоглазых очках. Вынырнули и замерли рядом с первым.

— Монстры, — прошептал стражник немеющими от страха губами. Нервный тик внезапно дёрнул Сивку за правую щеку, мигом неприятно исказив мятое спросонья лицо стражника.

Из ступора Дубудуба вывел сухой резкий кашель и сиплый, скрипучий человеческий голос.

— Чё ты пнём застыл посеред ворот, чудо. Распахивай свою гнилую воротину и пропускай. Видишь, людям мешает проехать.

— Не велено, — онемевшими от страха губами едва просипел в ответ страж. — Без платы не велено.

— Это Солёный Плёс?

— Плёс, — машинально кивнул молодой стражник. — Солёный, какой же ещё. Других Плёсов в Поморье нет. Если только не считать наше Заречье за отдельный город.

— Плевать на твоё Заречье. Ворота отворяй, не протискиваться же нам в твою щель.

Растерянно оглянувшись, Сивка с облегчением заметил, что страшные находники самовольно не проедут в охраняемые им ворота. Щель, оставшаяся вчера от не закрытых на ночь двух старых покосившихся воротин на самом деле была недостаточна для проезда этих трёх странных повозок, на которых сидели разговаривающие человеческими голосами чудища.

Внезапно почувствовав прилив непонятно откуда взявшейся смелости, навеянный странной уверенностью в собственной защищённости, а скорее всего не выветрившимися после вчерашнего винными парами, Сивка самоуверенно повернулся к прибывшим.

— Медяк с чел…, — запнулся он, не зная как назвать ту непонятную говорящую бесформенную гору, откуда раздавался вроде бы как человеческий голос. — Две с лош…, — снова запнулся он, растерянно глядя на странную двухколёсную повозку с рогами меж ног прибывшего чудовища.