— Позвольте предложение, — с отчаянной решимостью в голосе произнес Комаров.

— Ну? — Павлов остановился, руки за спиной, и не сводил глаз с заместителя.

— Надо увеличить производство продуктов на месте. Четыре совхоза-маломерки погоды не сделают, их доля в производстве овощей ничтожна. Непременно создавать новые совхозы. Увеличить возможности старых, где есть какой-то опыт. Капусту они научились выращивать превосходную, а что касается молока и мяса…

— Открытий… — тон комиссара насмешлив. — Почему эта мысль не пришла тебе в голову раньше? Или ждал, пока жареный петух в ж… клюнет? В конце концов, ты несешь ответственность за положение с продуктами, и я спрошу с тебя, если начнется голод. А он на горизонте. Запас на два месяца. Кто допустил? Что молчишь? А что мог сказать Комаров? Всем в Дальстрое известно, что когда «уехал» из Магадана Берзин, создавший эти «четыре маломерки», сам Павлов выразился в том смысле, что Дальстрой явился на Дальний Север не капусту выращивать и не огурцы солить, а добывать золото и олово всеми силами, которые есть или прибудут в их распоряжение; что разбазаривание заключенных по разным там совхозам, лесозаготовкам и всякой другой мелочевке он посчитает вредительскими действиями — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Мог ли Комаров, пусть и генерал-майор, но подчиненный комиссару, даже слово сказать о совхозах или подсобных хозяйствах, о всяких там сенокосах и лугах, об откорме свиней при вольняшних столовых, о рыбной ловле или дорогах к местам с более теплым микроклиматом, уже определенных Управлением по сельскому хозяйству для той же практической цели: организации совхозов, скажем, вдоль Охотского побережья, куда заключенных не пускали по соображениям охраны границы. И вдруг — такой оборот! Павлов, чьи помыслы были устремлены только на увеличение добычи золота и на «основное производство» — пусть и ценой гибели тысяч заключенных, предусмотренных многолетней политикой карательных органов и в годы «великих чисток», и коллективизации, и в теперешнем положении, — вдруг заговорил о совхозах!

Оплывшее лицо генерал-майора оживилось. Он осторожно кашлянул и сказал:

— Могу я считать этот разговор и вашу замечательную мысль об открытии новых совхозов как приказ действовать именно в этом направлении?

— А как ты думаешь? — огрызнулся комиссар. — Самому надо действовать, а не дожидаться, пока возникнет критическое состояние. А кто довел, как не ты? Изволь теперь искать выход из положения!

— У нас не было условий, товарищ комиссар. Техники, денег, особенно кадров. Все пошло на основное производство.

— Техники, кадров, — в том же издевательском тоне повторил Павлов. — Одних тракторов в хозяйстве более двух тысяч; если передать совхозам три десятка, на приисках и не заметят. А заметят, так закроют брешь тремя тысячами троцкистов, которые с кайлом. В лагере хоть отбавляй всяких специалистов — агрономов, землемеров, профессоров, даже бывших министров, они с радостью побегут в совхозы. Начинай выкручиваться из положения, я буду держать твою работу на контроле. Чтобы завтра к семнадцати часам у меня на столе были все расчеты для создания новых совхозов с большой площадью под огородами. Управление сельским хозяйством потряси, они что-то замкнулись и помалкивают. Свяжись с Гараниным, он тебе табун специалистов пригонит для новых совхозов.

— А если специалистов со статьями?..

— Лишь бы умели работать. И с небольшими сроками, чтобы закрепить их на Колыме после освобождения.

— Времени уйдет много, товарищ комиссар. Работа эта сложная. Все-таки север. Особые условия. Ваше указание — это расчет на будущее. А вот сегодня что делать? Могу я дать радиограмму вашей подписью о зимнем караване судов с мукой, зерном и другими продуктами?

— Да. Через час, не позже. Я уеду на трассу. Кстати, помню, как ты мне показывал хорошую картошку, кажется, из Тауйска. Или соврал?

— Именно из Тауйска, только там она родит хорошо. А севернее — лишь капуста, редиска, репа и другие корнеплоды — так мне доложили специалисты из Управления.

Павлов промолчал, уселся за стол. Комаров, пятясь, осторожно закрыл за собой двойную дубовую дверь. В приемной достал платок и вытер шею.

— Сурово обошелся? — вкрадчиво спросил адъютант, отрываясь от чтения какой-то записки.

— Было, было… — И тут же взял телефонную трубку.

Гаранина на месте не оказалось. Тогда Комаров позвонил начальнику учетно-распределительного отдела Севвостлага и уже тоном приказа повелел связаться с начальником Управления сельским хозяйством полковником Швецом, чтобы совместно отобрать полсотни или даже сотню специалистов для сельского хозяйства.

— Приказ Павлова, — многозначительно добавил он.

Почти сразу же, как Комаров вошел в свой кабинет, ему позвонили из Дукчи.

— Если не секрет, для какой цели нужно столько специалистов? — спросил полковник Швец.

— Указание Павлова — создавать новые совхозы. И расширять старые.

— Может быть, товарищ генерал-майор, лучше начать не с людей, а с выбора места под совхозы? Изыскания, метеоданные, исследование почв.

— Я передаю тебе слова Карпа Александровича: отобрать из заключенных самых подходящих специалистов. Вот они и займутся исследованиями. Свяжись с начальником УРО. Немедленно, понял?

— Так точно. Два года назад мы хотели этим делом заняться. Не получилось. Так хотя бы теперь…

На втором этаже УРО лейтенанты зашуршали карточками. Им предстояло просмотреть десятки тысяч учетных данных, выискивая в графе «специальность» слова «почвовед», «агроном», «мелиоратор», «метеоролог», «топограф». Предпочтение отдавалось не столько бывшим крупным наркомовским работникам, службистам, сколько практикам, арестованным в совхозах, колхозах и на опытных станциях. На этом настаивал Швец, бывший зоотехник с большим стажем, пока не оказался в рядах сотрудников НКВД.