И тут Морозов вспомнил, как можно достать. Плановик Романов, делец…

Тот словно знал, что Сергей Иванович рано иди поздно обратится к нему с поклоном. Выслушав его с лицом значительным и озабоченным, плановик помолчал, словно решая в уме алгебраическую задачу и, наконец, молвил:

– Попробуем. Конечно, в пределах возможного. Но запасись встречным продуктом, без этого никак не обойтись. Так на так. Придется просить начальника, чтобы выписал огурцы, помидоры, лучок. Думаю, тебе он не откажет, ведь в крайнем случае ты и сам можешь…

Кланялся Сергей и начальнику, и Хорошеву, выписывал, краснея от непривычных просьб, но куда же денешься! И относил купленное плановику, тот осматривал, говорил «принято, первый сорт» и прятал в свой стол.

Вскоре в домике агронома похорошело. Появились занавески, белье, скатерть и посуда. Оля взялась шить себе платье и, похоже, просто наслаждалась этим забытым трудом, таким желанным для каждой женщины.

Шла уборка урожая, день и ночь возили, рубили, квасили капусту, пряный дух лаврового листа, перца и уксуса стоял у кладовки, где мастерицы-тепличницы готовили маринады для закусок и солений, предназначенных для стола высокого начальства.

В один из таких насыщенных дней на агробазе раздался звонок: Хорошева срочно в управление. Главный был на дальнем поле, тогда приказали явиться Морозову. Около управления стояли черные «эмки» и громадный тоже черный «ролл-ройс», машина начальника Дальстроя Никишова. Понятно. Тоже гурман…

В приемной прохаживался Кораблин, сидели незнакомые военные с дерзкими, ощупывающими глазами.

– Наконец-то! — Кораблин поздоровался и подтолкнул Сергея к раскрытым дверям своего кабинета. Сказал с почтением в голосе:

– Комиссар госбезопасности товарищ Никишов пожелал откушать наших продуктов. Что можете предложить?

Морозов перечислил, что у них было.

– Качество гарантируете? Ведь это, понимаете ли…

— Хорошие маринады, только что приготовленные. Бочоночки по семь-восемь кило.

– Значит так. Два, нет, три бочоночка. Помидоры, огурцы, что там еще найдется?

– Пикули, маленькие огурчики, цветная капуста, лук-репка.

– Прекрасно. Садитесь в машину, туда-сюда за десять минут. Он ждет, сидит у Нагорнова.

В приемной Кораблин кивнул одному из военных, майору:

– Вот с ним, агрономом. И привезите сами, Морозов, чтобы я видел.

Впервые в жизни Сергей Иванович с какой-то опаской сел-утонул на пышном заднем диване «ролл-ройса», сказал майору куда. Машина неслышно и стремительно рванулась. Хорошев уже был на агробазе. Сергей сказал ему, услышал «не в первый раз», и через несколько минут в багажнике уже стояли бочонки, а он снова сидел, не ощущая толчков на избитой дороге, дивясь совершенству машины. Главный палач Колымы не переносил дорожных неудобств.

Кораблин стоял у подъезда, вместе с майором он осмотрел груз, почувствовал острый запах, вызывавший аппетит. Из подъезда вышел короткий и толстый человек в плаще, лицо его было пятнисто-лиловое, суровое. Нагорнов шел чуть позади. Около Сергея тотчас появился еще майор, никишовский взгляд скользнул, царапнул по лицу Морозова и с вопросом на Нагорнова, без слов.

– Агроном совхоза, Иван Федорович, — сказал Нагорнов тем сладким голосом, который в нем и не подозревался.

– Ага! — комиссар сунул руку Нагорнову, запахнул плащ и сел в раскрытую машину. Она исчезла, как привидение.

Несколько напряженные начальник совхоза и Хорошев стояли у конторы, ожидая Морозова.

– Ну, что он? Сюда не приедет? — спросил начальник.

– Кажется, нет. Пошел по трассе.

– Слава Богу, — вдруг сказал начальник. — Чем реже встречаешься с таким начальством, тем лучше.

В тот теплый и безветренный вечер Морозов с Олей пошли в кинотеатр.

– Я была в кино более пяти лет назад, — сказала Оля.

– Я, кажется, тоже пять. Если не больше. Такой фильм, столько разговоров о Лоллите Торес! Мы себе не простим, если не посмотрим, да?

И в фойе, и в толпе Оля держалась за руку Сергея очень крепко, боясь оторваться даже на секунду. На них огладывались. Пара была хороша: молодые, красивые, опрятно одетые. А уж фильм смотрели, слушали обаятельный голос всемирно известной певицы просто застыв от счастья. Господи, оказывается, еще существует широкий многоликий мир, он живет и радуется, люди там ходят свободно, без конвоя, веселятся, щеголяют прекрасными одеждами, строят красивые дома и даже дворцы — пусть это и очень далеко, но кино способно передать и сюда картины благополучного общества, поколебать уверенность, что унылое проживание в бараках, где в скотском состоянии ютятся рабы, — естественно… Рабы, если и думают о чем-то, то лишь о хлебной пайке, о теплой печке, о возможности поспать при двенадцатичасовом рабочем дне. И не оглядываться на вышки, откуда на тебя нацелен ствол винтовки…