Шрифт:
Для совхозов — событие особенное: появилась надежда на получение семян овощных культур раннего созревания. Адлерский совхоз, снабжавший страну такими семенами, уже не мог выполнять договорный порядок, и пришлось использовать всякие семена, даже позднего созревания.
Звонок из Магадана, заставший Морозова в конторе совхоза, оказался тем первым сигналом, за которым последовали новые события.
– С кем я говорю? — кричал сквозь шумы Магадан.
– Морозов, Морозов, агроном совхоза!
– Сергей, это ты? Вот удача! Табышев говорит. Нам повезло. Слушай и записывай: сейчас же, срочно — я сижу над бумагой — передай заявку на семена всех овощей на сорок третий год.
– Записывай! — кричал Морозов, а плановик уже подсовывал листок с цифрами. — Диктую, Михаил Иванович. Капуста номер один… Повторяю. Точно. Редиса… Лук-севок, редька.
Когда диктовка завершилась, Сергей закричал в трубку:
– Почему этим делом занимаешься ты?
– Теперь я главный агроном Маглага, слышишь, Магаданского управления, ну, как ваше Западное. Ему передали все три совхоза. И в главке организовали отдел сельского хозяйства, там Пучков, ты его не знаешь.
– А как же Тауйск?
– Ведем переговоры. Твоя кандидатура на первом месте.
– А Хорошев, Хорошев? — Сергей скосил глаза на стоявшего рядом главного, на начальника совхоза.
– Он хотел в Дукчу, — слышалось в трубке. — Будет в Дукче, передай ему. Больше никому, понятно?
Кто-то врезался в разговор, требовал соединить с портом, многого-лосица прервала разговор, потом возник затухающий голос Табышева: «Вышли заявку почтой, сегодня. А Хорошеву скажи — будет там…».
Морозов положил трубку, вытер вспотевший лоб.
– Что там? — начальник не сводил с него глаз. — Причем здесь Тауйск? Кто говорил с тобой? Почему о Хорошеве?
Александр Федорович отвернулся. Он был бледен от волнения. Вдруг проговорится? Но Сергей сообразил:
– Почему о Хорошеве? Потому что он подписывает заявку на семена, хотели убедиться, что я говорю от его имени. А Тауйск? Тамошний агроном уже в Магадане, вот с ним я и говорил. При Маглаге сельхозотдел.
– Ух ты! — начальник совхоза вдруг выпрямился. — А ты знаешь, кто начальник Маглага? Нет? Капитан Гридасова, Александра Романовна. Все начальство увивается вокруг нее. Даже сам…
И прикусил язык, глянув исподлобья на Романова. Тот и бровью не повел. Не слышал — и все.
– Как удачно, что вы взяли трубку, — говорил Хорошев, когда они с Сергеем Ивановичем шли на агробазу. — И заявку продиктовали, и о нашей судьбе поговорили. А теперь давайте по порядку, что там и как?
– Я вам рассказывал о Табышеве, когда вернулся с Опытной станции. Умная голова, энергичен, настойчив. Как ему удалось освободиться из лагеря?.. Теперь он ведает всеми тремя совхозами Маглага: Тауйским, Ольским и Дукчей. На нас обоих у него особые виды. Велел передать вам: будете в Дукче. Будете!
– Но мое желание и его помощь — это не все. Нужно еще твое, Сергей Иванович, согласие занять мое место. Ради Бога, соглашайся, благо тебя в Управлении знают. Догадываюсь, что и ты хотел бы уехать. Но позволь сначала мне… Не сплю ночами, вижу семью, которая ждет не дождется. Даже могилы отца-матери снятся, там вся родня… Ты знаешь, как тянет человека к месту, где он появился на свет, где его родные и предки! Крестьянская — суть христианская, тяга к своему роду-племени, прямая преемственность пронизывает всю историю России, отсюда берет начало общинное землепользование. Кажется, это понял и умнейший из министров Петр Аркадьевич Столыпин. Столыпинское родовое поместье Середниково недалеко от нашего села. Не поместье — груды битого кирпича и заросших пустырей, но память, память… Между прочим, наше село дольше других держалось при массовой коллективизации, пока не разогнали мужиков по лагерям. И меня чуть позже. А какие огороды у нас были! Как мы гордились пудовыми кочанами капусты, огурчиками один к одному! Э, да что там говорить!..
– Вот потому и здесь у вас получается, — вставил Сергей.
– И у тебя получится, поверь старому огороднику. Придет к тебе и высокое мастерство, и опыт. Он уже есть!
– Как на это посмотрит Нагорнов или Кораблин?
– По секрету: у меня уже был разговор с Нагорновым. Прямого согласия на отъезд не дал, но обнадежил.
— Ведь и я хочу…
– Повремени. И поедешь, куда тебя тянет.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Чуть свет к Морозовым в окошко осторожно постучали. Сергей хмуро поглядел на часы. Половина четвертого, еще не рассвело. Он быстро оделся, сказал Оле, чтобы заперла за ним дверь, добавил:
– Я тут, на агробазе, не беспокойся.
У порога стоял ночной сторож. Осмотрелся и тихо сказал:
– Орочко арестовали. Только что. И увезли.
– Бог ты мой! Кто?
– Они приехали на машине, трое. Ворота агробазы были заперты. К домику Орочко шли пешком. Там свет зажегся, какой-то разговор. Берлавского вытолкали. Долго рылись, чего-то искали. И Орочко увезли с собой.
– Давай к Хорошеву. Разбуди и скажи.
Застегнув плащ, Сергей пошел к домику Орочко. Берлавский сидел на пеньке у входа. Голова опущена, подбородок на груди, руки висели. Поза высочайшей печали.