Сидит он у стола, а может быть, он спит,

А может быть, ушел, задумавшись, куда-то,

А в доме у него пылающий эдем

Раскинут в этот час, как кухня полевая,

И кто-то говорит, что он доволен тем,

Как близко к небесам подходит жизнь земная.

Живущий в доме том не знает, как дворец

Завидует сейчас и уступает в блеске

Бревенчатой стене, горящей, как ларец,

И розовой в лучах вечерних занавеске,

Какой сейчас огонь сошел к нему с высот,

Как двор его похож на древнюю Итаку,

Не знает, спать ложась, как чудно он живет,

Всей бедности своей наперекор и мраку.

Детский крик на лужайке, собака,

Меж детей разомлевшая там

И довольная жизнью ломака,

Забияка, гуляка, дворняга.

Скоро их разведут по домам.

Вот он, рай на земле, эти мошки

В предвечернем, закатном огне,

Эти прозвища, вспышки, подножки,

Достаются мне жалкие крошки

Со стола их, как счастье во сне.

Эти девочки – запросто сдачи

Мальчик может от них получить.

Этот лай неуемный, собачий,

За деревьями – ближние дачи,

Алый вереск и белая сныть.

Это вечность и есть, и бессмертье,

И любовь – и границы ее

Обозначили длинные жерди

И канава, как в твердом конверте

Приглашенье на пир, в забытье.

Д. Сухареву

Залетевший к нам в комнату шмель, – я ему помог

Через форточку выбраться, лист поднеся бумаги

И подталкивая, – он-то сопротивлялся, шок

Испытав и сомнительным образом в передряге

Проявив себя этой, растерян и бестолков,

И похож, черно-желтый, на маленького медведя,

Будет дома рассказывать всем, кто его готов

Слушать, о переплете оконном и шпингалете.

Очень долго – о комнате: в комнате нет травы

И цветов полевых и садовых, но есть обои,

На которых разбросаны тени цветов, увы,

И ужасны, конечно, сознания перебои,

О бумаге, просунутой пленнику под живот —

Глянцевитая плоскость и страшное шелестенье,

О таинственной тени: казалось, сейчас прибьет,

И чудесном своем сверхъестественном избавленье.

Меж двумя дождями, в перерыве,

Улучив блаженных полчаса,