Проезжали одно из кочевий, каких немало встретили за сегодня. Юрты стояли недалеко друг от друга. Богатый шатер был только один — в центре.

Небогатый улус.

Темный предмет находился недалеко от шатра. Чем ближе они подъезжали, тем явственней было видно, что это невысокий столб, вкопанный в землю. К нему привалился изможденный человек. Он был прикован к столбу, и видимо давно.

Вернее, его можно было назвать человеческими останками. Одежда висела клочьями, лицо до того исхудало, что трудно было разобрать его черты, да и борода делала пленника неузнаваемым. И только глаза отчаявшегося полубезумного человека, но все равно знакомые, позволили сотнику понять, что это…

Михаил!

Эта мысль заставила его застыть на месте.

Сотник встретился глазами с пленником. Выражение его лица было трудно понять. Только губы беззвучно произнесли: «Ге-ор-гий».

Оно не выражало никаких эмоций: ни радости от встречи, ни надежды, ни тревоги, ни разочарования.

— Сотник, да это ж Михайло, — наконец сообразил Семён. — Ты жив! — радостно крикнул он пленнику, — а мы уж тебя похоронили!

Георгий подал знак своему десятку и спешился. Семён подошел следом.

— Что с тобой произошло? — обратился сотник к Михаилу, — ты можешь говорить?

Тот не отвечал, просто смотрел на них и молчал. Это было так жутко, что по спине сотника невольно поползли мурашки.

— Кто твой хозяин? Мы сейчас постараемся выкупить тебя.

— Не про…буй, — раздельно произнес Михаил. Голос его был очень тих, сказывалась слабость от голода и ран, — не полу…чится.

— Но почему?

— Он… не продаст… меня.

— Кто он?

— Я.

Георгий не мог и представить, что звук этого голоса сможет вызвать в нем такие чувства.

Уже оборачиваясь, он знал, с кем имеет дело и что все его попытки спасти друга не увенчаются успехом. Это ощущение можно сравнить лишь с головокружительным падением в бездну. Страшно осознавать, что все, что ты ни предпримешь, не приведет ни к чему. Но все же сотник собрался с духом.

— Здравствуй, рус, — произнес тот же голос, — не ждал встретить тебя здесь.

Когда Георгий повернулся к говорившему, лицо его не выражало и тени отчаяния, которое он сейчас испытывал.

— Будь здоров и ты, Рушан-бек.

Сотник приветливо улыбнулся, словно его друг не был прикован к столбу, а сам он не находился в улусе своего злейшего врага.

— Ты хочешь моего любимого раба?

— Да. Я его хочу. Я дам хорошую цену.

Расчет был сделан на алчность бека, но он не оправдался.

— Этот пленник мне нужен.

Георгий сделал изумленное лицо.

— Тогда зачем ты с ним так плохо обращаешься?

Если до этого Рушан-бек был угрожающе спокоен, то теперь его ярость прорвало. Георгий и раньше был свидетелем подобных вспышек. Лицо бека в гневе перекосилось, он заговорил очень быстро, так что из-за акцента трудно было разобрать русские слова.

— Я ненавижу вас, русов! Я хочу, чтобы это почувствовал каждый рус, что попадает ко мне в улус! — он шагнул к пленнику. — Если захочу, я буду убивать его медленно. Или убью прямо сейчас!

С дикой гримасой Рушан-бек положил руку на рукоятку кинжала. Блестящее лезвие показалось из ножен.

— Так что ты сделаешь, если я у тебя на глазах убью твоего друга? — прошипел он.

Сердце Георгия остановилось. Словно во сне, он смотрел, как лезвие кинжала бека покидает ножны. Прошло всего мгновение, а сотнику показалось, что этот кошмар длится вечность. Георгий сам не понял, как все произошло.

Абсолютно спокойно он шагнул к беку и положил свою руку на руку, достающую кинжал. Бека перекосило от злости, он задергался, но все равно не смог вынуть до конца клинок.

Все: и дружинники Георгия, и высыпавшие из юрт воины бека — в замешательстве смотрели на происходящее противоборство. Если бы сотник просто напал на Рушан-бека, это спровоцировало бы кровопролитие. А ведь татар было по крайней мере в пять раз больше.

Лицо Георгия напряглось, он сжал руку бека и надавил посильнее. Кинжал с лязгом вошел до конца в ножны.

— Не делай этого, — с нажимом произнес сотник.

Бек потрясенно смотрел на Георгия, часто дыша. Сотник был ошеломлен не меньше. Сердце в груди билось, как птица в клетке. И все же он стоял напротив своего врага, впившись в него взглядом прищуренных глаз, не делая попытки вытащить оружие. Георгий наблюдал, как медленно в глазах бека растерянность сменялась его обычным самодовольством.

— Продай Михаила, добром прошу! — в эти слова сотник вложил всю силу своей души. Это была и мольба, и просьба, и предупреждение.