– Говори… – велел Талос. Ему стало зябко, тепло вечного лета Авалона не грело его.

– Мы будем следовать за тобой, как и прежде, Судья. Мы подтвердим на вашем Соборе, что Красная печать в твоих руках. Мы даже поможем тебе вернуть ее.

– Вернуть? Ваше заветное желание – получить печать, в которой заточен ваш господин.

– Мы все равно не сможем освободить его из плена камня, – покачал головой туата. – Лучше пусть печать будет в руках людей Магуса, чем ею будет распоряжаться темник. Это оскорбляет честь господина Луга.

– И все? – с недоверием спросил Талос. – Вы знаете, что печати у меня нет, и говорите, что все равно готовы мне служить? Рабство так глубоко проникло в вас, первые?

Глаза туата вздрогнули едва заметно. Но он спокойно повторил:

– Мы не можем освободить господина, значит, лучше всего вернуть печать на Авалон. Туда, где мы сможем ее охранять. И больше никто не обманет нас. Даже твой сын.

Талос стиснул зубы. Роберт предал его, Роберт обвел вокруг пальца туата. Из-за него он сейчас в таком положении. Нет, из-за нее. Всему виной Эдна Паркер!

– Значит, вы подтверждаете свою клятву верности?

– Мы будем служить тебе, когда Красная печать снова окажется в твоих руках, – сказал туата. – А до той поры мы союзники, Судья. Сейчас у нас одна цель – привести под твою руку непокорных. Башня Дождя должна склониться перед властью Талоса Далфина.

Старейшина вышел из круга врат.

– И как ты предлагаешь это сделать? Они уступают нам числом, но превосходят в силе, бойцы СВЛ подготовлены куда лучше, чем наши войска. Сновидцы, Люди Короля, Лекари, Лоцманы, фейри Авалона – все они не могут тягаться с Ловцами. Тем более когда мы пойдем на приступ, Юки выпустит всех тварей, которых они собирали столетиями. Это тупик. Вся надежда на Собор Магуса, на то, что его решением Юки сместят с поста. Тогда она уйдет, она слишком уважает правила.

– А если не сместят? – спросил туата. – Что ты будешь делать, Судья, если Собор примет сторону СВЛ?

Талос помолчал.

– Я принял меры. Особые меры, чтобы выборщики проголосовали как должно.

– Команда СВЛ нашла гнездо твоих диббуков. Они догадались.

Только природная смуглость скрыла, как побледнел Талос. Он пошатнулся, оперся на камень врат. Холод потек в руку.

– Пока они мятежники, пока законная власть в Магусе принадлежит тебе, надо действовать, – усилил нажим туата.

Пальцы стынут, Судья, кровь холодеет в венах. Это конец? Ты больше не воссядешь на престол в Медном дворце, не будешь вершить суд?

– У нас нет бойцов, способных взять Башню Дождя, – наконец сказал Талос.

Туата оказался близко, очень близко, настолько, что Судья слышал его запах – неуловимый нечеловеческий запах. Взгляд янтарных глаз пробежал по его лицу, поймал в плен зрачки.

– А если у нас есть такие бойцы? – спросил туата.

– Не нравится мне это, Ресенор, – Лоцман мрачно смотрел на серые туши кораблей, стоявших на рейде у острова Сэдстоун. – Совсем не нравится.

– Ты хочешь оспорить приказ Талоса, Евхиний? – Ресенор вытянул удочку, проверил блесну и опять закинул. – Что за море здесь, в Мертвом и то больше рыбы. Даже медуз нет.

– А тебе бы все удить. Мало прошлого раза, когда ты на бычью голову выудил ихтиозавра?

– Вот с тех пор в Океане Вероятности я и не ловлю, – флегматично заметил Ресенор.

Евхиний прошелся по палубе. Их челн стоял дальше всех судов, уже в открытом море, но якорь они не бросали. Зачем? Суда Лоцманов послушны их мысли, они могут оставаться на месте в любой шторм или плыть без парусов и любого двигателя в полный штиль. Евхиний ничего не боялся – он смеялся в лицо штормам, которые потопили бы любое судно во Внешних землях, он покорял волны, каких не видел ни один здешний моряк. Он заплывал в те области, где вода перестает быть водой, а воздух воздухом, он достигал границ Океана и видел стену радужного пламени выше небес. Но сейчас сердце у него было не на месте.

– Тебе все равно, кого мы перевозим? Разве этим мы должны заниматься?

– Мы выполняем волю нашей старейшины, а Навсикайя велела нам подчиняться приказам Талоса.

– И приказам его ручных туата? – спросил Евхиний. Коренастый, приземистый, он смотрел на мир цепко и недоверчиво и был из тех людей, которые долго думают над каждым словом. Обычно он не был так словоохотлив, но сейчас у него накипело:

– Я все чаще думаю, что мы приняли не ту сторону, Ресенор.

Ресенор снова вытащил блесну, со вздохом ее проверил: