Виктор Луи

Сын расстрелянного идишского поэта Переца Маркиша, Давид, неоднократно встречавшийся с Виктором Луи и в СССР, и в Израиле, где он многократно бывал во время еще не установившихся дипломатических отношений между двумя странами, оставил интересные воспоминания, в которых, в частности, писал: «Знакомство с ним, от греха подальше, творческие интеллигенты не афишировали – но бывать у него на даче бывали, и охотно. А Виктор Евгеньевич принимал хлебосольно, показывал картины, коллекционную бронзу, скульптуры Эрнста Неизвестного в саду, шесть или семь роскошных автомобилей в гараже… Но не для того робкие интеллигенты, знаменитые, наезжали в Баковку [где находилась дача Виктора Луи], чтобы любоваться картинами и машинами. А наезжали они затем, чтобы просить о помощи: помогите, Виктор, опять выезд за границу закрыли, держат, не пускают никуда. И Луи помогал: оформляли паспорт, выдавали командировочные. Кто у него только не перебывал в этой Баковке!.. “Приезжали в темноте, просили шепотом, – мягко усмехаясь, рассказывал Виктор. – Чтобы коллеги не узнали”» 92 . 

Понятно, что О.Я. Рабин, ютившийся в бараке, искал возможность продавать свои картины, и оптовый покупатель, к тому же обещавший устроить его персональную выставку в Лондоне, был для художника благодетелем, сошедшим с небес. Очевидно, что О.Я. Рабин, всегда адекватно воспринимавший окружающую действительность, менее всего хотел оказаться арестованным по обвинению в валютных спекуляциях – за это в 1960-е годы, начиная с резонансного дела Яна Рокотова, Владислава Файбишенко и Дмитрия Яковлева, десятки, если не сотни людей в СССР были расстреляны 93 . По данным КГБ, которые были приведены бывшим руководителем Государственной архивной службы России Рудольфом Пихоя, в 1960—1966 годах за незаконные валютные операции к уголовной ответственности был привлечен 1061 человек 94 . Поскольку многие знали, что Виктор Луи занимается перепродажей произведений искусства, и видели, что ни он сам, ни его контрагенты не подвергаются преследованиям со стороны властей, решение Рабина продавать картины не напрямую, а через В.Е. Луи, представляется весьма разумным.

Впервые картины О.Я. Рабина, созданные в 1961—1962 годах, были показаны в Лондоне в июне 1964 года, в рамках выставки «Аспекты современного советского искусства». Одна из его работ была размещена на обложке каталога к этой выставке. Персональная выставка О.Я. Рабина в Лондоне, открывшаяся в Grosvenor Gallery 10 июня 1965 года и продолжавшаяся примерно месяц, включала семьдесят работ; каталог выставки содержал также статью, написанную Дженнифер Стэтхэм (Jennifer Statham), супругой Виктора Луи и матерью троих его детей.

В конце 1965 года работы О.Я. Рабина вошли в экспозицию Fielding Collection of Russian Art, открытую в Arleigh Gallery в Сан-Франциско. В феврале 1966 года в галерее Queen Square Gallery в Лидсе была продемонстрирована сокращенная версия выставки «Аспекты современного советского искусства», на которой были представлены две работы Оскара Рабина 1963 года – «Маленькая фабрика» и «Кот под луной». Так произведения О.Я. Рабина – существенно раньше, чем их создатель – вышли за пределы «железного занавеса». «Я писал теперь, что хотел, и неплохо зарабатывал, постепенно сбывалось то, о чем мечтал», – честно говорил О.Я. Рабин 95 . За 5600 рублей была куплена трехкомнатная кооперативная квартира на Большой Черкизовской улице (дом 8, корпус 5, квартира 21). В 1965 году семья переехала из Лианозово в Москву.

Наступило время распада лианозовского кружка. «Евгений Леонидович получил комнату в коммунальной квартире еще в середине 1960-х годов, и потом нас всех судьба разбросала по Москве, – говорил О.Я. Рабин в одном из интервью. – Игорь Холин жил на Абельмановской, если не ошибаюсь. Начиная с 1960-х годов мы стали встречаться все реже. Холин и Сапгир стали общаться с другими литературными кружками. Мы, художники, не так интересовались литературой, так что виделись только на выставках или на редких поэтических вечерах. Или кто-то к кому-то ходил в гости. Но атмосфера была уже совершенно другая» 96 . Атмосфера действительно уже не была прежней, но тому стало причиной не только улучшение жилищных условий. Ее изменение в худшую сторону О.Я. Рабин вскоре ощутил на собственном опыте.

Оскар Рабин перед домом в Черкизово, где он жил, 1969 г. Фото Игоря Пальмина

Продажа Оскаром Рабиным своих картин Виктору Луи, а через него – Эрику Эсторику не имела для художника последствий. «Казалось, власти никак не отреагировали на это событие», – заметил он в автобиографии 97 . Вероятно, такое равнодушие было вызвано тем, что тогда власти в большей степени интересовались не продавцом картин, а их покупателем. Эрик Эсторик – сын еврейских эмигрантов из России, перебравшихся в США в 1905 году, получивший докторскую степень по социологии в Нью-Йоркском университете, сделал успешную карьеру в спецслужбах; в частности, он возглавлял британский отдел Разведывательной службы по зарубежному радиовещанию (British Empire Division of the Foreign Broadcast Intelligence Service) 98 , теперь официально входящей в структуру ЦРУ. Интересно, что очерк истории этой службы в 1940-е годы, написанный одним из ее ветеранов, Джозефом Руппом, в 1969 году, получил гриф «конфиденциально», став доступным всем заинтересованным читателям лишь сорок лет спустя! 99 Э. Эсторик написал несколько книг, но ни одна из них не была посвящена русскому искусству; его самый известный труд – опубликованная дважды в 1949 году в Нью-Йорке и Лондоне биография Стаффорда Криппса (1889—1952) 100 , в то время – канцлера казначейства (министра финансов) Великобритании, занимавшего должность посла Великобритании в СССР в 1940—1942 годах; именно он в июле 1941 года подписал от имени Великобритании советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии. Посвященная Э. Эсторику статья, опубликованная в «Нью-Йорк Таймс» в 2008 году, в которой о его службе в разведке не упоминается ни слова, характеризует его как «левого интеллектуала», отличавшегося исключительной преданностью своему делу 101 . Едва ли мы точно можем сказать, как много «дел» этот разносторонний человек считал «своими». Так, именно ему удалось договориться о вывозе из Чехословакии в 1964 году около полутора тысяч конфискованных и собранных нацистами свитков Торы, которые Эсторик передал в Вестминстерскую синагогу в Лондоне, откуда свитки были, в свою очередь, распределены по еврейским общинам разных стран; в галерее же, открытой для лондонской публики в 1998 году и носящей его имя, представлены работы исключительно итальянских художников ХХ века. В некрологе указывается, что основанная Э. Эсториком в 1963 году Grosvenor Gallery была «крупнейшей и наилучшим образом оснащенной общедоступной галереей в Лондоне, а может быть, и во всей Европе» 102 ; неясно, какие финансовые источники позволяли Э. Эсторику, будучи новым человеком в сфере арт-рынка, вести деятельность с таким размахом. Культурные связи были неплохим прикрытием для поездок в СССР, имевших какие угодно цели. Во время своих четырнадцати (по другим сведениям – пятнадцати 103 ) посещений Советского Союза Эрик Эсторик всего один раз встретился с Оскаром Рабиным 104 , что довольно странно, принимая во внимание тот факт, что Эсторик купил семьдесят работ художника и впоследствии организовал его персональную выставку. Известно, что Эрик Эсторик не владел русским языком; бывшая ленинградка Ксения Ершова-Кривошеина вспоминает, что посещавший их квартиру Э. Эсторик говорил с ее отцом по-немецки 105 .

Арбит Блатас (урожденный Николай Арбитблатас, 1908—1999), «Портрет Эрика Эсторика». Estorick Collection, Лондон

Нет сомнений, что в органах госбезопасности через Виктора Луи знали, какие именно работы и когда были приобретены Эсториком. Генерал-майор КГБ Вячеслав Кеворков рассказывал об особых отношениях Луи с руководителем тайной полиции: «Обычно мы встречались не в кабинете на Лубянке, а в одной из конспиративных квартир КГБ, куда я привозил Виктора. Там в спокойной обстановке и обсуждались вопросы, которые Андропов хотел поручить Луи» 106 . Как отмечал Антон Хреков в своей книге «Король шпионских войн: Виктор Луи – специальный агент Кремля», В.Е. Луи на протяжении многих лет занимался созданием политического имиджа Ю.В. Андропова на Западе 107 , и поддержка в организации выставок идеологически независимых художников не была бессмысленным звеном в цепи этих усилий. В книге «Три жизни» О.Я. Рабин упоминает о том, как спустя почти десять лет, после выставки, известной как «бульдозерная», к нему зашел Виктор Луи, чтобы обсудить случившееся; художник отмечает, что «деятельность Виктора Луи на службе у советских властей хорошо известна» 108 . В конце концов, власти могли препятствовать транспортировке работ через границу (как спустя тринадцать лет О.Я. Рабину, уезжавшему в долгосрочную поездку в Западную Германию 109 , запретили вывоз некоторых произведений, в том числе злосчастной «Помойки № 8»), однако никаких проблем подобного рода у Эрика Эсторика не возникло. Очевидно, что тогда художники не могли этого знать и понимать; для них возможность персональной выставки на Западе была воплощением самых несбыточных мечтаний, пусть даже сами художники не могли присутствовать на этих выставках. По словам О.Я. Рабина, после того как в 1978 году он оказался на Западе, они с Э. Эсториком встретились всего один раз в студии другого художника; никакого продолжения эта встреча не имела 110 .

Статья, написанная Дженнифер Стэтхэм (Луи), была напечатана в журнале «Студио» еще до того, как была опубликована в каталоге выставки, прошедшей в Grosvenor Gallery. Известно, это – первая работа, посвященная непосредственно О.Я. Рабину, хотя репродукции его картин воспроизводились в печати и ранее: в 1961 году изображение одной из его работ появилось в лондонской Observer, в следующем году – в итальянском журнале L’Illustrazione Italiana вместе с работами Роберта Фалька, Александра Тышлера и Мартироса Сарьяна. Видимо, Дж. Стэтхэм первой удалось зафиксировать то, что чувствовали на протяжении десятилетий многие почитатели творчества О.Я. Рабина: в его картинах «есть какая-то поразительная притягательная сила, которая настолько увеличивается с длительным знакомством, что вам очень трудно расстаться с картиной, которую вы научились любить» 111 . Подобные чувства испытывают и другие люди, соприкасающиеся с произведениями О.Я. Рабина. Так, спустя сорок пять лет, в 2010 году, Мишель Ивасилевич писала: «В нашем доме есть еще один дом. Вернее, большой барак, изображенный на большой картине Оскара Рабина “Восемь ламп керосиновых и восемь ламп электрических”. Картина эта, с которой мы живем уже многие годы, зачаровывает. … Каждый день я общаюсь с этой странной и загадочной работой – у нас продолжается своеобразный диалог» 112 . Картины О.Я. Рабина обладают магией, воздействие которой довольно сложно объяснить – Дженнифер Стэтхэм и Мишель Ивасилевич росли не в Советском Союзе, и запечатленные сюжеты Оскара Рабина они, казалось бы, могут наблюдать только со стороны. Но магия в работах художника присутствует – картины, виденные многократно, притягивают вновь и вновь.