– Я долгое время работала на него. Простите, но вы были так счастливы.

Я сел рядом с ней.

– Нет, Эллина, ты не виновата. Я сам идиот. От этого никуда не деться, таким уж я уродился, видимо. Надо было догадаться самому.

– Я видела, как вы на меня смотрели…

– Прости, Эллина, а как я смотрел?

Она покачала головой:

– Вы меня презираете.

– С ума сошла? – искренне изумился я. – Ты меня вытащила из этого. Да я тебя на руках должен носить!

– Но…

– Не знаю, как я там на тебя смотрел. Хотя погоди, я понял. Извини меня, но вид у тебя, прямо скажем… Краше в гроб кладут.

Она опять захлопала несуществующими ресницами и какое-то время внимательно смотрела меня. Потом, видимо, осознала, что это шутка, весело расхохоталась, демонстрируя свои острые клыки. Я тоже развеселился и принялся на все лады расписывать, как жутко она выглядит. Эльфийка мне не уступала, и я выяснил, что являю собой образец «грязного оборванца, воскресшего в безлунную ночь».

В целом веселье наше было глупым и неуместным, но мне стало определенно легче. А Эллина наконец перестала выкать и снова стала называть меня по имени.

Мы ехали уже три дня. Я больше не видел странных снов наподобие тех, что пришли ко мне, когда мы добирались до города. Хотя несколько раз я пытался вспомнить ту темноволосую певицу, которую спас в своем сне, но, увы, образ ее почти растворился в глубинах подсознания.

Зато лицо моей спутницы без бровей и ресниц стало вполне привычным. И я уже не пугался, когда «инопланетная» красавица садилась рядом со мной и рассказывала какие-то истории.

Например, я узнал, как мы выбрались из Конвера. И про себя отметил, что эльфом быть весьма неплохо. Эллина всего-навсего пообещала каким-то местным головорезам, что любой эльф выполнит любую их просьбу, и за это получила возможность покинуть город и пару лошадей в придачу. Оказывается, такое обещание стоит невероятно дорого, и дать его может не всякий эльф. Но уж если дает, то непременно сдержит слово.

– И что, теперь все эльфы обязаны этим людям?

– Не все, а только те, кого они попросят.

– А как эльфы узнают, что тот, кто просит, имеет на это право?

– Это эльфийская магия, я не смогу этого объяснить, – улыбнулась Эллина. – Просто знают.

– А ты, наверное, важная особа среди эльфов? У Кетона ты была командиром отряда, какие-то уголовники поверили тебе на слово. Ты, часом, не принцесса замаскированная?

Эллина рассмеялась:

– Нет, не принцесса, но моя мать принадлежит к очень древнему эльфийскому роду.

– А твои девчонки, эльфийки, они там остались одни, им ничего не грозит?

– А что им может грозить? Они не нарушали кодекса и охраняли Кетона.

– Ну мы же с тобой вместе сбежали…

– Пока никто не знает об этом. Они могут только гадать, что с нами произошло. Найти тебя маг не сможет, а меня тем более. Пусть думает, что мы погибли, или пусть решит, что мы сбежали, чтобы быть вместе. Пусть думает, что я тебя соблазнила.

– Вряд ли он в это поверит…

– Я не могу соблазнить Странника? – с нарочитой суровостью поинтересовалась она.

– Ну что ты, без бровей у тебя на это все шансы! – отшутился я. – Слушай, а кто за тебя останется главной? Лейда?

– Ты внимательный.

– Да нет, это Кетон подсказал, – признался я. – Значит, правда, что у вас все определяет чистота крови? У Лейды самая чистая кровь, так? Но Кетон сказал, что ты эльфийка только наполовину.

– На четверть. Мои родители не были чистокровными эльфами.

– А ты сказала, что мать…

– Да, она из древнего рода. Она жена чистокровного эльфа, он принял ее в свой дом.

– Совсем запутала. Я не понял…

– Я расскажу тебе историю моего рода когда-нибудь потом.

– Ладно, тогда расскажи мне о городе эльфов, – попросил я.

– Город эльфов, Энтерас… – мечтательно протянула та и посмотрела на меня, – это лес. Город и лес едины. Дома, улицы, стены – все это деревья, ветви и стволы которых вплетены во все постройки. В городе эльфы черпают свою силу. А когда над городом встает солнце, листва оживает и непередаваемый аромат свежей зелени плывет в воздухе. Ты полюбишь его и никогда уже не сможешь разлюбить. Это самое чудесное место на свете.

Столько в голосе девушки было убежденности, что я невольно проникся и действительно захотел увидеть это место своими глазами.