– Sire, вы не можете служить мессу.

– Почему это?
– возразил Павел.
– Потому что греческие священники женятся?

– Да; к тому же, они могут жениться только раз, а ваше величество женаты дважды.

– Справедливо, - ответил Павел.

И он отказался от затеи служить мессу.

Царевичем он ездил во Францию под именем графа дю Нора [Северного]. По прибытии в Версаль, он пожелал присутствовать при утреннем выходе короля, но, по настоятельной просьбе, стал в ряд среди простых дворян. Луи XVI, предупрежденный, подошел к нему, взял его за руку, спрашивая, почему он уклоняется от почестей, которых достоин.

– Sire, - ответил царевич, - с меня довольно и минуты счастья почувствовать себя одним из ваших подданных.

Смолоду, даже во время высылки в Гатчину, он был очень гостеприимным, и, хотя Екатерина выделяла ему только самое необходимое из боязни, не толкнули бы его деньги, чтобы замыслить какой-нибудь заговор, он умел чудно оказать почести хозяина замка тем, кто наносил ему туда визиты; а после занятий поднимался в мансарды посмотреть, хорошо ли живется слугам.

Французская революция его ожесточила; кто бы ни заикнулся ему о революции - фактом, сравнением, цитатой, словом, тут же попадал в немилость.

Он возвращался из Гатчины на двухместных дрожках, в сопровождении одного из своих фаворитов, и следующего за ними экипажа, в котором находились эконом и два секретаря. Проезжали через великолепный лес, теперь сведенный, как сводятся один за другим все русские леса.

– Взгляните же, какие роскошные ели!
– говорит Павел своему фавориту.

– Да, - отвечает тот, - представители минувших веков.

– Представители!
– вскрикивает Павел.
– Вот слово, которое отдает французской революцией. Пересядьте в другой экипаж, месье.

И Павел заставил сойти с дрожек бывшего фаворита и сесть в экипаж к своим секретарям. Он оставался в немилости на протяжении всей жизни Павла за попытку предаться исторической поэзии по отношению к еловому лесу.

Мы уже рассказали, как был встречен Суворов, по возвращении из Италии, императором Павлом; приведем теперь пару анекдотов, которые предваряли его поход.

Старый воитель находился в опале в Новгородской губернии, когда Павел, решив поручить ему командование армией, отправляемой в Италию, послал за ним двух своих генерал-адъютантов.

Было это в разгар зимы, стоял 20-градусный мороз. Суворов без гусарской венгерки, в одном кителе - белом холщовом сюртуке сел в экипаж этих генералов, которые не отважились влезть в свои шубы в присутствии высшего чина, оставались просто в мундирах на протяжении 100-верстового с лишком переезда и почти умирали от холода, тем более, что старик Суворов, бесчувственный ко всему другому, жаловался, напротив, на жару и время от времени отворял оконца экипажа.

Император ждал Суворова, для которого он приготовил торжественный прием, полагая встретить его, восседая на троне в окружении своих министров и послов от зарубежных дворов. К этому времени он узнает, в каком наряде Суворов собирается предстать перед ним под благовидным предлогом, что он в отставке. Тотчас же он посылает адъютанта объявить ему, что он не только не отставлен, но что ему еще и присвоено звание фельдмаршала. Тогда Суворов приказывает повернуть к своему дoму в Санкт-Петербурге и облачается в форму фельдмаршала, которую заказывал ранее, после этого снова садится в экипаж и отправляется во дворец. Но, входя в тронный зал, Суворов прикидывается, что поскользнулся, падает на руки и продолжает двигаться к трону ползком.

– Что вы делаете, фельдмаршал?
– произносит Павел, взбешенный этой неуклюжей шуткой.

– Что ж вы хотите, sire!- отзывается Суворов. – Я привык к надежной земле на полях сражений, а паркет ваших дворцов, как и дворцов других императоров и императриц, такой скользкий, что двигаться по нему можно только ползком.

И он продолжал ползти до первой ступени трона. Там он встал.

– Теперь, - сказал он, - жду ваших приказов.

Павел протянул руку и утвердил его в звании фельдмаршала, объявляя, что ему поручается провести заседание расширенного совета русских генералов, чтобы принять план итальянской кампании.

И когда назначенный день настал, Суворов отправился на совет при полном параде на этот раз и молча слушал предложения своих коллег, главным образом, сводящиеся к походу в Тироль и, в итоге, в ломбардские долины. Только были моменты, когда он прыгал на зависть клоуну, когда стягивал сапоги и снимал штаны, когда, наконец, закричал: