Царевич только что встретил своего отца в коридоре дворца и, как принято, пошел справа от него, но Павел жестом руки предложил ему удалиться, приказал вернуться к себе и ожидать нового приказа. Итак, граф нашел его тем более обеспокоенным, что он не понимал причины гнева, прочитанного в глазах императора; поэтому, едва завидев Палена, он спросил, не отдан ли отцом какой-нибудь приказ графу в отношении него.

– Увы, да, ваше высочество!
– ответил Пален.
– Я получил ужасный приказ.

– И какой же?
– спросил Александр.

– Задержать Ваше высочество и потребовать у вас шпагу.

– У меня! Шпагу!
– воскликнул Александр.
– А почему?

– Потому что, с этой минуты, вы арестованы.

– Я? Арестован? И в каком же преступлении я обвинен, Пален?

– Ваше императорское высочество не знает, что здесь, к несчастью, иной раз навлекают на себя кару, не совершив преступления.

– Император дважды хозяин моей судьбы, - ответил Александр, - и как мой суверен, и как мой отец. Покажите мне приказ, и каким бы он ни был, я готов ему подчиниться.

Граф передает ему приказ; Александр его раскрыл, поцеловал подпись отца, затем стал читать. Только, когда дошел до места, где говорилось о Константине:

– И моего брата тоже!
– вскричал он.
– Я полагал, что приказ касается лишь одного меня.

Но встретив строки об императрице:

– О, моя мать, моя добродетельная мать! Эта святая, сошедшая с неба, - среди нас! Это слишком, Пален, это слишком!

И закрыв лицо обеими руками, он выронил приказ. Пален решил, что наступил подходящий момент.

– Ваше высочество, - сказал он, бросаясь к нему в ноги, - ваше высочество, выслушайте меня: нужно предупредить великие несчастья; нужно положить конец безумиям вашего августейшего отца. Сегодня в безумии он покушается на вaшу свободу, завтра в безумии, может быть, он покусится на вашу...

– Пален!

– Ваше высочество, вспомните Алексея Петровича.

– Пален, вы клевещете на моего отца!

– Нет, ваше высочество, потому что я обвиняю не его сердце, а его рассудок. Столько странных противоречий, столько неисполнимых распоряжений, столько бессмысленных наказаний объясняется лишь влиянием на него страшной болезни. Об этом говорит окружение императора, это повторяют и вне его круга. Ваше высочество, ваш несчастный отец безумен.

– О, боже!

– Так вот, ваше высочество, нужно его спасать от него самого. Не я даю вам этот совет, а дворянство, сенат, империя, и я здесь только для того, чтобы его высказать; нужно, чтобы император отрекся от престола в вашу пользу.

– Пален!
– не выдержал Александр, отступая на шаг.
– Что вы там мне говорите? Чтобы я занял место отца, еще при его жизни, я? Чтобы я сорвал корону с его головы и вырвал скипетр из его рук! Это вы сошли с ума, Пален... Никогда, никогда!

– Но, ваше высочество, разве вы не видели приказа? Вы думаете, что речь идет просто о тюрьме? Нет, поверьте мне, жизнь вашего высочества в опасности.

– Спасите моего брата, спасите императрицу! Это все, о чем я прошу вас!
– выкрикнул Александр.

– Эх, разве я хозяин положения?
– сказал Пален. – Разве приказ не касается их, так же как и вас? Раз уж арестованы и в тюрьме, кто же скажет, что придворные, думая услужить императору, слишком поспешили исполнить его волю? Взгляните на Англию, вашe высочество, там происходит то же самoe; хотя ограниченная власть представляет собой меньшую опасность, и помешательство короля Георга тихое и безобидное, принц Уэльсский готов взять на себя управление государством. Впрочем, ваше высочество, последнее слово: может быть, принимая то, что я вам предлагаю, вы спасаете жизнь не только великого князя и императрицы, но еще и жизнь вашего отца?

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что правление Павла настолько тяжкое, что дворянство и сенат решили положить ему конец всеми возможными средствами. Вы отвергаете отречение от престола? Может быть, завтра вам придется простить убийство.

– Пален!
– сказал Александр.
– А не могу ли я увидеть отца?

. .

– Невозможно, ваше высочество; доступ к нему вашему высочеству решительно запрещен.