— Кипяток есть?

— Нема, — развел руками Янка. — Я и не стряпался нынче.

— Согрей, да живо! — велела старуха, и тут же недовольно заворчала: что мол, взять, с отпетого разгильдяя, у которого все из рук валится и чего ни хватишься — никогда не найдешь.

Покуда хозяин возился с кипятком, старуха принялась раскладывать на столе свои неразлучные корешки и былинки, сушеные листья и кусочки коры, веточки с семенами и какие-то ссохшиеся до неузнаваемости ягоды, среди которых мелькнуло что-то похожее на можжевельник. Эти сухие черно-сизые плодики старуха зачем-то отодвинула в сторону, на самый край.

Янка меж тем сунул в печь горшок с водой и подошел к ней. Обычно он не обращал внимания на бабкины корешки — трава и трава — а теперь взглянул на них с нежданным интересом.

— Это что у вас, бабунь — никак, можжевельник?

— А то кто ж? — равнодушно ответила бабка. — Он самый и есть, касатик ты мой синеокий, можжевельничек. Вам бы горелку на нем настаивать, а мне — добрым людям на поправу.

— А это, вроде, на мяту похоже, — снова подал он голос.

— А как же — мята она мята и есть — полевая, луговая, душистая… Косточки парит, хворобу злую прочь гонит.

— Так и я его мятой поил, — вздохнул Горюнец.

— Ну и что же? — зорко глянула на него бабка.

— Сами видите, как помогло, — кивнул он в сторону больного.

— Одной мятой, голубе, пои не пои, много не выпоишь, — назидательно изрекла бабка.

Вдруг среди разных травок и корешков он высмотрел самую обыкновенную сосновую хвою.

— А это зачем? — ткнул он в нее пальцем.

И тут совсем нежданно бабка не на шутку рассердилась:

— От ведь какой неуемный — зачем да почему! — прошамкала она, прикрывая хвою ладонью. — Это уж не твоя забота — зачем! У тебя вода уж кипит, на кирпичи вон плещет, а ты все тут лясы точишь! Беги снимай!

Он послушно поднялся, взял ухват — тот самый, которым совсем недавно грозил злополучной бабке, быстро выдвинул из печки горшок, из которого уже и в самом деле сердито плескала и шипела вода.

Старуха меж тем взяла глиняную плошку и стала укладывать в нее свои травки.

— Так… так… хорошо, — приговаривала она. — И это сюда же… уж без этого нам никак… а вот это уж совсем ни к чему нам нынче…

— Ну что стал опять? — сердито прикрикнула она на Янку. — Ступай, принеси кошку!

Парень невольно раскрыл рот, не зная, что и думать: сказано это было таким тоном, как будто старуха собиралась по меньшей мере окунуть его Мурку в горшок с кипятком.

— Так зачем же… кошку? — спросил он растерянно.

— Он еще спрашивать будет! Ступай, кому говорю!

Янка пожал плечами и пошел за Муркой в амбар, где она стерегла мышей.

Оставшись одна, бабка Алена продолжила творить странный обряд над своими травами. Не переставая бормотать и раскачиваться, она бросала в плошку то стебелек, то листочек, то щепоть какого-то бурого порошка; потом вдруг принималась водить руками, то сжимая, то растопыривая узловатые пальцы. Всякий, кто увидел бы ее в эту минуту, невольно содрогнулся бы, догадавшись, что встретился с настоящей ведьмой. Но никого не было в пустой горнице, кроме горемычного Митрася, что как раз зашелся надрывным кашлем. Но тот лежал без памяти и даже не подозревал, кто водворился за столом в их мирной горенке.

Таинство обряда прервал беспокойный стук со двора. Старуха раздраженно сплюнула и поплелась отворять.

За дверью объявилась Леська, укутанная в большой платок и до бровей занесенная снегом. Увидев бабку, она в ужасе распахнула глаза, потом взвизгнула и закрыла лицо руками: никак не ждала она увидеть вместо своего Яся эту жуткую ведьму.

Старуха, как ни в чем не бывало, положила раскоряченную руку ей на макушку, отряхнула от налипшего мокрого снега.

— Не пужайся, тезка, — прошамкала старуха. — Он вышел покамест. Придет зараз. Ты раздевайся да проходи.

Леська сняла свой кожух, встряхнула платок, сбрызнув с него остатки снега. Потом, невольно поеживаясь от смущения и страха, прошла в горницу.

— Ты садись, не стесняйся, — сказала старуха. — Ты же здесь своя.

Леська робко присела на краешек лавки, не поднимая на бабку боязливых очей.

— Ты спросишь, зачем я здесь? — бабка Алена тоже на нее не смотрела, а говорила как будто с воздухом. — Э, кветка моя! То-то и оно: не пришла бы я, да з о в услыхала. Совсем худо парню было, не пришла бы — он и пропал бы вовсе… Ну, теперь последнее! — тряхнула она головой.

Бабка Алена что-то очень быстро выхватила; так быстро, что Леська не успела даже заметить, откуда именно: то ли из рукава, то ли из-за пояса. Рыжевато сверкнуло маленькое стальное лезвие. Уверенным, ловким движением надрезала она себе руку — стекли в плошку несколько густых и темных капель оскудевшей старческой крови. Леська не сдержала слабого вскрика — старуха в ответ сурово глянула на нее.

— Молчи, я свое дело знаю. Силы ему теперь нужны, много сил — с Мареной сражаться. Близко Марена…