Профессор Соловьев бродил по информационному центру, исподволь рассматривал «мультяшек». Полторы сотни людей трудились над созданием и испытанием 3D-модели раздобытого Дорой устройства.

В соседней комнате потел и нервничал генерал, злилась могучая старая ведьма Кира Альбертовна, являвшаяся прямым заместителем Ильи Петровича. Рядом с профессором на столе сидела юное дарование Алла и что-то рассказывала ему про видимые и невидимые им, сенсам, энергии. Бронислав болтовню не слушал. Он думал, ведь больше ничего ему не оставалось.

Далеко отсюда в военной больнице угасала Ника. Прогнозы врачей не радовали. Если жертва ментального удара в течение трех суток не приходит в себя, шансов на спасение не остается. А сознание его бывшей жены расплющило, как минимум, гидравлическим прессом. Нику было жаль, но она сама виновата, сунулась в одиночку к врагам, вот и пострадала.

Бронислав на миг отвлекся от мыслей, посмотрел на болтающую без устали девочку. Алла вращала в воздухе ЗD-модель, подсвечивала какие-то области пространства вокруг, что-то вещала про взаимодействие сил, векторы и направления. В целом полный антинаучный бред.

От его взгляда Алла примолкла, вопросительно обернулась к профессору, но тот махнул рукой. Болтай дальше.

Поначалу он пытался наладить связи с генералом и старухой в сером платье. Ему отчаянно захотелось оказаться на месте Ноэля, чтобы сотни людей трепетно прислушивались к каждому его слову. Не то что три научных сотрудника в родном университете. Те трое толком не работают. То у них ребенок некстати заболеет, то дома ремонт случится, то отпуск по графику подойдет… Будто не понимают важность его исследований! Везет же Роберту! Получил гениальность на халяву, теперь пользуется.

Броня твердо решил перебраться из скучного Барска в благополучную Москву, отыскать себе местечко потеплее. Но генерал сегодня неразговорчив, работающих наравне с Броней ученых беспокоить нельзя. Профессор подходил к ним в короткие перерывы, аккуратно хвастался, как умел:

– У меня двадцать шесть патентов…

– В своей последней монографии я как раз этот вопрос рассматривал…

– Моя команда недавно получила грант Президента…

Его вежливо слушали и отходили прочь, небрежно кинув черную с золотым теснением визитку на дно кармана.

«Бесперспективняк!» – мысленно сделал вывод Соловьев и возвратился к работе.

В половине второго в центр пришло тревожное сообщение: девчонка-мигрантка исчезла из телестудии. Еще через полчаса: Рюкин вышел в эфир, неведомые люди перехватили управление спутниками, сейчас транслируют его обращение на всю Европу на четырех языках, а спецслужбы как могут глушат сигнал.

Но Бронислав уже не реагировал на чужую суету, пропускал мимо ушей спор Ноэля с генералом и какими-то срочно прибывшими в центр важными шишками…

Он надел тонкую полупрозрачную перчатку-манипулятор голограммами, прогнал прочь Аллу и теперь сам крутил в воздухе модель, вникал в чертежи и показания экспериментов сотрудников центра.

Потом задавал параметры работы оружия, еще раз сверялся с перечнем ограничений и допущений, кривыми на графиках, ругался, плевался, требовал от персонала тех или иных изменений условий испытаний. Видно сразу, в отличие от неразорвавшейся гранаты Ноэля (Броня с ней тоже безрезультатно бился всю неделю), эта фиговина работать будет. Теперь понятно, в чем ошибался Роберт и что именно не давало покоя самому Соловьеву в том устройстве.

Что случится, если выстрелить в неживое, неорганическое, в воду, в воздух? А если воздух окажется разрежен, как в горах, или вязким, или сырым, как в тропических джунглях?

Разноцветная голограмма целого «ружья», чертежи, схемы движения энергий висели в воздухе перед его глазами. «Неужели я глупее их всех? Неужели я не смогу выделиться?» – думал он, принимая очередную порцию данных.

– Девочка прислала сообщение! – Откуда-то издалека неприятно зазвучал высокий голос Роберта. – Никому не трогаться с места! Сенсы ищут крота!

«И тут наушничают!» – тоскливо подумал Броня.

Подошла Алла, поинтересовалась, нужна ли помощь. Он неудачно махнул рукой, той, что в перчатке. Голограмма отлетела на другой конец зала, пришлось возвращать.

Одну за другой профессор Соловьев вызывал в памяти известные ему модели мироустройства – принятые научным сообществом или признанные дремучей ересью, сопоставлял информацию по испытаниям. В зале пахло потом, кофе, копченой колбасой на бутербродах. Стоял невнятный рабочий гул…