— Но все же он целый день провел в пути, добираясь сюда от Медичи.

Аббат с улыбкой взглянул на письмо, которое держал в руках.

Глаза брата Альфонсо взволнованно заблестели.

— Так, стало быть, вести добрые?

— Просто превосходные! Вот послушай! Его милость герцог Медичи пишёт о своей поддержке Церкви Грамерая и о том, что согласен поспешествовать нашему делу.

Аббат положил свиток на стол.

Брат Альфонсо проворно встал с ним рядом и вперил алчный взор в пергамент.

— Хвала Всевышнему! — воскликнул он, быстро пробежал письмо глазами и восхищенно улыбнулся. — О! Как от этих слов не воспламенился свиток! «…защиту от беспримерной власти правящих сил…» «Правящих сил» — вот ведь, право! И ведь это написано одним из самых могущественных лордов Грамерая! А «правящие силы» — это, конечно же, король и королева, но какой осторожностью веет от этого послания!

— Будет тебе, брат Альфонсо. Мы не можем ждать, что его милость откровенно выразит изменнические настроения, правда? — Аббат откинулся на спинку стула и скрестил пальцы на животе. — Ты так же хорошо понимаешь, о ком он пишет, — как и я.

— Верно, и так же хорошо я осознаю, о ком пишут еще трое великих лордов! Они обращаются к нам как к защитникам от тирании монархов! Но когда же, о аббат, вы докажете им, что они не зря так уверовали в вас?

Хорошее настроение аббата как рукой сняло. Он нахмурился и склонился к столу.

— Терпение, брат Альфонсо. Если будет возможно не браться за оружие, мы за него не возьмемся! Хватит и того, что мы видим, что поступаем право. А превращать наше дело в увеселительное представление ни к чему!

— Как вы можете так думать! — горячо возразил брат Альфонсо. — Нет, вы не поверите в то, что их величества пропустят мимо ушей брошенный вами вызов!

— Не верю. И не желаю, чтобы так было. — Аббат нахмурился еще сильнее. — О благе народа должна печься Церковь, а не монарший престол. Король и королева должны перестать делать пожертвования от своего имени. Они обязаны передавать эти деньги нам, дабы мы их затем распределяли в народе. Также король и королева не должны вершить суд над провинившимися священнослужителями.

— А на это они вам хоть как-то ответили?

— Только так, как отвечали несколько лет назад: что не будет ничего дурного в том, если и Церковь, и королевская власть будут заботиться о благе народа, и что они с превеликой радостью откажутся судить священнослужителей, когда наш суд будет равен их суду.

— А Рим непременно заставил бы вас покориться власти короля и королевы! Разве Папа не читал Библию? Разве не цитировал он псалом «Не надейтеся на князи…»? Но разве он запрещает увеселения и распущенность по воскресеньям? Разве он осуждает распущенность во всех ее проявлениях?

— В частности, в том, чтобы женщины принимали духовный сан, рядились в роскошные и непристойные одежды и вели нескромный образ жизни. — Аббат кивнул. — Да, такие слухи до нас доходили.

— Да, и более того! Он всем дозволяет распутно одеваться! А простолюдинам позволено носить такие же одежды, как высокородным господам! О, воистину Папа не видит различий между принцем и нищим, ибо, как он говорит: «Все равны перед Господом!»

— Это опасное и предательское убеждение, — невесело кивнул аббат. — Он священнослужитель, но при этом всего лишь младший сын аристократа средней руки.

— Однако он ведет себя все более и более вызывающе! Этот «святой отец» позволяет одалживать деньги под грабительские проценты! Он потворствует лицедейству! Он закрывает глаза на пьянство и разврат! Он позволяет христианам беседовать с язычниками и даже… и даже заключать с ними брачные союзы!

— Отвратительно! — Аббат сокрушенно покачал головой, возмущаясь нечистотой его святейшества.

— И ведь все это есть в писаниях нашего основателя, отца Марко!

— Я читал их, брат Альфонсо, — отозвался аббат. — И в самом деле он пытается объяснить, почему Рим позволяет таким страшным порокам процветать и почему следует к этому относиться смиренно! — Аббат ухватился за край стола, чтобы не было видно, как дрожат у него руки. — Видит Бог, я готов усомниться в святости моего предшественника!

— Не надо — ибо все дело лишь в том, что он был ослеплен своим обетом послушания Папе! Безбожно «Око Петра», а не благословенный отец Марко! Но разве король с королевой не так же безбожны, как Папа, если они не поддерживают вас в священной борьбе с Римом?

Аббат медленно, рассудительно кивнул:

— Да. Так и есть. И они по собственной воле закрывают глаза на распущенность, не видя самых страшных ее проявлений, о которых ты говоришь.

— Верно, верно! И помимо того, они не желают согласиться с тем, что души их подданных страждут из-за их нерешительности! В них самих процветает грех из-за того, что они не желают объявить Церковь Грамерая единственно истинной, государственной Церковью! Не сомневайтесь в том, милорд, что ваша Церковь, освободившись от оков Рима, сумеет теперь отрешиться от ее страшных ошибок, назвать все пороки Рима и королевской власти своими именами! Король и королева должны увидеть правоту ваших притязаний, и если понадобится, нужно будет доказать им эту правоту силой оружия!