— Но о скольких подобных происшествиях ты нам не рассказывал? — спросил Туан.

Сэр Марис замер с опущенной головой. Через пару мгновений он решился медленно распрямиться.

— О трех, ваше величество. Первой была девица, которая божилась, будто ее желал изнасиловать призрак одного крестьянина и что ее спасло только распятие. Вторым — медник, который уподобился изготовляемым им кружкам и перебрал эля. Третьим — деревенский простак. Этот клялся, что на него бросилась пука — светящаяся лошадь — и гналась за ним, покуда не завиднелись огни города.

— И эти трое — единственные, кто видел духов?

— Да, но… — Сенешаль растерялся.

— Всякий раз ты имел причины усомниться в правдивости этих рассказов, — заключила Катарина и улыбнулась старику.

— Такие причины имелись, ваше величество, — смущенно согласился сэр Марис.

— Тебе не стоит бояться говорить нам правду, сэр Марис, — сказал Туан и не стал делать паузу, чтобы Катарина не взялась отчитывать старого рыцаря. — Но на сей раз чудовище видели и другие.

— Да, ваше величество, много других людей. И слышали его лай и вой.

Туан кивнул:

— С этих пор рассказывай нам про любые подобные случаи, если даже они тебе покажутся плодами разыгравшегося воображения безумцев. Благодарим тебя, сэр Марис, и доброй тебе ночи.

Старик поклонился и вышел.

Несколько минут Туан сидел молча и неподвижно, держа за руку Катарину. Наконец он пробормотал:

— Никогда прежде в Раннимед не наведывались духи, дорогая моя супруга.

— Никогда, — подтвердила Катарина так тихо, что Туан едва расслышал. — Какие же злые силы ополчились против нас, господин мой?

— Какие — вот именно? — задумчиво вопросил Туан. — И откуда они взялись?

О нет, милорд, — возразила баронесса Реддеринг. — Мы очень… разволновались, когда старик Адам рассказал нам о вести, разлетевшейся по нашему приходу.

— Старик Адам? — нахмурился архиепископ. — Разве не брат Феликс рассказал вам об этом?

— Нет, не он. — Баронесса удивленно взглянула на него. — Старик Адам.

— Вот как? — Архиепископ пытливо взглянул на камердинера. — А ты откуда узнал об этом, Адам?

— От брата Феликса, милорд, когда он пришел к воротам поместья, — с мрачным удовлетворением ответствовал Адам. — Он бы мне не сказал, да только я от него не отставал. Ну, так я его допек, что он мне все и выложил.

— Что ж, я не склонен его винить, — вздохнул архиепископ. Он хорошо знал характер старика Адама. И все же раздражение ему удалось скрыть с трудом. — Готов поклясться: только такой же упрямец, как ты, смог бы скрыть от тебя секрет. Но как же вышло, что он тут же не пошел и не поведал об услышанном ее светлости?

— О, да потому, что я его послал куда подальше, — едва заметно усмехнулся Адам. — Зачем он сдался, если я и сам мог ее милости все рассказать?

— Адам! — ахнула леди Мейроуз в ужасе, а архиепископ только вздохнул.

— Стало быть, то, что я дал ему приказание, тебе оказалось безразлично? Да что я спрашиваю? Все и так ясно.

Адам был готов ответить, но баронесса опередила его.

— Хватит, Адам. Ты свободен. — Она махнула рукой и отослала слугу. — Мы с внучкой желаем остаться с глазу на глаз с аб… архиепископом.

Она слегка покраснела и склонила голову, глядя на гостя.

— Как прикажет ваша светлость, — проворчал Адам и развернулся к двери.

Архиепископ ответил баронессе на поклон и улыбнулся.

— Благодарю вас, леди, за то, что вы произнесли мой новый титул.

Леди Мейроуз посмотрела на бабушку:

— Вам следует рассчитать старика Адама, бабушка, назначить ему содержание, и пусть он живет в каком-нибудь маленьком домике подальше от нашего поместья. Он стал настолько сварлив и дерзок, что я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не закричать на него!

— Этим вы ничего не добьетесь. Он не будет против, — заверил девушку архиепископ. — Не из-за старости он таков, каков есть, миледи. Он всегда был таким. Даже двадцать лет назад, когда я служил дьяконом, он был таким же ворчливым и язвительным.

— Если так, то слава Богу, что я родилась не в этом доме, — буркнула леди Мейроуз, а по лицу баронессы пробежала тень.

Архиепископ поспешно заговорил снова, чтобы не дать ей погрузиться в воспоминания об обстоятельствах, при которых погиб ее сын, и о женщине, которая стала тому причиной.