— Разрешите еще вопрос, герр оберст.

— Слушаю.

— А если с польскими учеными случится какая-нибудь… гм… неприятность?

— Желательно избежать этого. Лучше не оставлять следов. Ну а если уж не будет другой возможности добыть документы… Сами понимаете, нам ни к чему шум, который поднимет пресса. Но если выбирать между жизнью этих двух поляков и международным скандалом с одной стороны и рецептом катализатора — с другой, мы предпочтем катализатор.

— Ясно. А если деньги? Может, с их помощью…

— Сомневаюсь, вряд ли удастся купить кого-нибудь из «Шведского атома» или этих поляков. Может обернуться для вас большими неприятностями.

— Но ведь бывает и так: человек колеблется, выбрать ли ему жизнь или сохранить тайну химического состава катализатора, и если в этот момент ему еще подбросить крупную сумму…

— Полагаюсь на ваш опыт, майор. Пусть вас не смущает размер суммы, мы готовы заплатить любую в любой точке света.

— А как вы смотрите на возможность сотрудничества с так называемыми родственными организациями?

— Пока у меня нет сведений, что родственные организации заинтересовались этим делом, но, разумеется, такое не исключено. Так знайте: в нашем деле нет ни друзей, ни родственников, только соперники, конкуренты. И их следует обойти!

— Любой ценой?

— Да, майор, любой ценой. Вы должны отдавать себе отчет в том, чем явится для нашего отечества, натерпевшегося и от врагов, и от друзей, секрет быстрого и дешевого производства урана. Сейчас самое время для того, чтобы «экономический гигант и политический карлик», каким является Бундесрепублик, занял надлежащее место на мировой арене. А это станет возможным лишь тогда, когда мы станем ядерной державой. Ядерного оружия никто нам не даст, мы сами должны его взять!

— Рад этому откровенному разговору, герр оберст, благодарю за исчерпывающие инструкции…

— … которые сводятся к одному — никто и ничто не вправе помешать вам в достижении поставленной цели.

— Через две недели я вернусь с химической формулой катализатора.

США, Лэнгли, 22 июня, 10.00

В десяти километрах от Вашингтона, в небольшом городке Лэнгли, размещается комплекс зданий, представляющих собой Управление общественных дорог, как информирует об этом табличка при въезде на огражденную территорию. В этот час там царило обычное оживление. Трещали пишущие машинки и постукивали телетайпы, по коридорам сновали с папками и бумагами в руках многочисленные сотрудники. Бурная деятельность заполняла весь комплекс зданий, образующий большую букву «Н». Напрасны, однако, оказались бы попытки найти здесь хоть одного человека, занимающегося проблемами общественных дорог США. Невинная вывеска прикрывала совсем другое учреждение, а именно CIA, Central Intelligence Agency, то есть Центральное Разведывательное Управление, крупнейший из когда-либо существовавших на свете шпионский концерн. То же самое извращенное чувство юмора, которое продиктовало руководителям шпионского центра название «Управление общественных дорог», подсказало им мысль выбрать своим лозунгом следующие слова из Евангелия от Иоанна (8,32): «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

По одному из коридоров этого крупнейшего в США после Пентагона правительственного здания шел молодой человек в хорошо сшитом темно-синем костюме. Молодой человек мог бы служить идеалом мужской красоты: светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, высокий лоб, крепко сжатые губы и несколько выступающий волевой подбородок. Ну и разумеется, рост за метр восемьдесят пять.

Не постучав, молодой человек открыл дверь, на которой значился номер из четырех цифр, и вошел в кабинет. За столом сидел немолодой мужчина, лицо которого было изборождено морщинами, а лоб пересекал длинный шрам. Относительно происхождения этого шрама среди сотрудников ЦРУ кружили разные слухи, сам же Джон Хантер скромно пояснял, что шрам — след от японского меча, когда он, Хантер, с двумя товарищами бежал из японского лагеря для военнопленных на Минданао. Недруги же утверждали, что шрам остался просто-напросто после удара бутылкой в одном из кабачков Сингапура. Истину вряд ли кто установит…

Войдя в кабинет высокого начальства, молодой верзила небрежно кивнул головой хозяину кабинета и повалился в удобное низкое кресло у стола, заметив при этом, что неплохо было бы хлебнуть глоточек в эту чертову жару.

— Ты почему опаздываешь? — хмуро поинтересовался начальник, который, по всему видно, находился в плохом настроении. — Уже больше часа тебя жду.

— Думаешь, так просто добраться сюда из Вашингтона? Пешком дошел бы быстрее.

— Ну и шел бы пешком!

Молодого красавца настроение начальства не смущало.

— Босс изволит гневаться?

— Как тут не гневаться, когда тебя заставляют творить чудеса!

— Какие чудеса?

Полковник ответил вопросом на вопрос:

— Ты слышал о том, что шведы продали полякам лицензию на обогащение урановых руд?

— Тоже мне событие!

— Вот именно — событие. Тем самым важная тайна становится достоянием одного из государств восточного блока.

— Думаю, наши бомбы и без того не хуже русских.

— Наверняка получше, но дело не в этом. Мы тоже были не прочь приобрести шведскую лицензию.

— И почему же не приобрели? Дядюшка Сэм на такие покупки денег не жалеет.

— Потому что нам шведы не захотели ее продать.

— А полякам захотели?

— Да, захотели, потому что поляки пошли на их условия. Шведы потребовали от нас отчета в каждом грамме произведенного по их лицензии урана, да еще подписанного на бумаге обязательства, что все эти граммы пойдут исключительно на мирные цели.

— Ну так надо было подписать. Разве мало соглашений наподписывал наш президент, из которых ни одно не соблюдается?