— Задушили спящую. Шарфиком. Спала она в собственной постели. Рядом с собственным мужем.

— Что? — Он недоверчиво посмотрел на меня. — Без шуток? Ну и ну! О таком мне еще не приходилось слышать. И что, муж ничего не слышал? Так крепко спал?

— Кто-то позаботился об этом. Мы установили, что и Рожновская, и ее муж перед сном приняли изрядную дозу люминала.

— А Рожновского не пытались отправить на тот свет?

— Нет. Проснувшись ночью, он воплями разбудил весь пансионат. Представь только: рядом в постели мертвая жена с петлей на шее.

— Вот видишь, старик, какие сюрпризы могут ожидать женатых мужчин! Нет уж, лучше оставаться холостяками, как мы с тобой. Так ты говоришь шарфиком?

— Да, чем-то вроде шарфика. Знаешь, кусок шелковой ткани, что любят завязывать на шее люди, причастные к искусству.

— Знаю. А чей он был?

— Не помню. Так ты согласен ознакомиться с материалами дела?

Бакс неопределенно покачал головой, но это не означало ни отказа, ни согласия, просто он над чем-то интенсивно размышлял и чему-то удивлялся.

— Если все-таки кто-то из ведущих расследование занялся шарфиком, советую тебе, Павлик, в свою очередь заняться этим парнем. Из него выйдет толк.

— Расследование мы вели старательно, Арт, уверяю тебя, было сделано все, что в наших силах…

— …и дело пошло в архив?

— Увы, пойдет.

— Значит, сделано было не все. Да что там — не было сделано главного — не найден преступник.

— Но согласись, что и преступление из ряда вон выходящее. Абсолютное отсутствие мотива преступления, ничего не украдено, Рожновские были идеальной парой, жили душа в душу, никаких врагов у них не было.

— Но поскольку убийство совершено по заранее продуманному плану — а об этом свидетельствуют обстоятельства преступления, — мотив должен быть. Ты же не можешь с этим не согласиться. Тут еще иностранцы… А как насчет родственников?

— У нее нет никакой родни, да и у него только дальняя, с ними Рожновские практически не поддерживали никаких отношений.

— А у самого Рожновского не было повода?

— Ты считаешь, что глупая милиция не подумала об этом? Нет, жили они дружно, никогда не ссорились. Впрочем, кто знает, как там было в действительности. Но можешь ты представить себе человека, способного задушить собственную жену, а потом лечь в постель рядом с трупом и преспокойно заснуть?

— Я не представляю, я… думаю. К тому же не мешало бы тебе знать, что даже в самом идеальном браке всегда найдется повод для совершения убийства. Это не я придумал, а некий Бернард Шоу.

— К нашему случаю это правило не подходит, Арт.

— Не подходит? Вы так уверены в том, что Рожновский действительно спал в то время, как в постели лежала мертвая жена?

Я смотрел на него, потеряв дар речи. Прокручивая в голове материалы дела — показания обитателей пансиона, других свидетелей, данные экспертизы — я не мог найти ни одного веского довода, чтобы возразить Баксу.

От выслушивания очередной колкости меня спасла бурная контратака «Погони». Когда она закончилась, как и все предыдущие, неудачей и болельщики немного успокоились, Арт снова повернулся ко мне. В глазах его был вопрос.

— Послушай, Павел, откуда мне знакома эта фамилия Рожновский?

— Вряд ли ты встречал ее в газетах в связи с убийством. Мы позаботились, чтобы материалы следствия не просочились в печать.

— Нет, слышал я ее не в связи с убийством, у меня она ассоциируется со спортом. Это возможно?

— Ну, конечно! — улыбнулся я, — ведь Рожновский — известный в Польше шахматист. Здесь, в Щецине, пожалуй, он самый сильный.

— И не только в Щецине. Он один из лучших польских шахматистов, не раз возглавлял сборную страны Международный гроссмейстер, как же я сразу не вспомнил?

— Тебе лучше знать, — осторожно согласился я. Не в пример Баксу, я не настолько хорошо разбираюсь в шахматных делах, а если быть уж совсем откровенным, то вообще не играю в шахматы. — Ты знаешь, Арт, это преступление вообще как-то уж очень тесно связано с шахматами. Офицер, возглавлявший группу, сообщил, например, такой факт: все проживавшие в момент преступления в «Альбатросе» были прекрасными шахматистами — и наши и иностранцы. Они даже проводили в пансионате шахматный турнир.

Аристотель Бакс задумался. Он внимательно смотрел на футбольное поле, но мысли его явно были далеки далеко от футбольных баталий. Игра его совершенно не интересовала, да, признаться, и других вряд ли могла заинтересовать. «Погоня» совсем скисла, а гости, имея гол в запасе, не считали нужным тратить много сил. Я не мешал Арту думать. Но вот он потер подбородок, посмотрел на меня заблестевшими веселыми глазами и сказал:

— Павел, шахматы — замечательная игра. Не найдется ли у тебя какой-нибудь завалящей комнатенки в Свиноустье?