– Неужели другого выхода нет? – Огонек свечи дрожал, раскидывая по стенам комнаты странные тени.

В этой палате оставался один лишь раненный инкуб, все остальные лежавшие в ней больные уже покинули этот мир, хотя Брайн был тут совершенно ни при чем.

– Разве другие выздоровели? – Вампир глянул в упор на лекарку.

Девушка медленно села на опустевшую кровать:

– Я целительница. Но спасти тех, кого уже ничто не держит на земле, не могу.

– А я могу ему помочь, слышишь, могу! – он и сам не знал, кого убеждает – ее или себя, решая сейчас все за брата.

Она молчала долго, то ли взвешивая все, то ли подбирая слова, а потом медленно кивнула:

– Я верю в тебя.

И хоронить Нэйра помогала именно она. Показала место, где земля была самой мягкой, выдала какую-то простыню из запасов лазарета… А потом приходила на эту могилу каждую ночь и каждый день, следя, чтобы никто из людей, вернувшихся после войны в город, ничего не заподозрил…

Он все-таки проснулся. Медленно встал, оглянулся по сторонам:

– Что… Что проис… происходит? – Слова давались новому вампиру с трудом.

Брайн молчал, не зная, как ему сказать… Объяснить, что месяц назад он заставил Нэйра отказаться от прошлой жизни… А еще он понимал, что брат теперь всегда будет его ненавидеть. За все. За то, что бросил его два года назад. За то, что сделал за него выбор. За то, что лишил его возможности увидеть день – ведь как ни крути, но и сам Брайн иногда просыпался, вспоминая ласковое прикосновение солнечных лучей.

Но брат вдруг и сам все понял. Шагнул вперед, покачнулся от слабости, вцепился в руку Брайна, чтобы не упасть:

– Спасибо. За все.

…Они молча уходили – вперед, куда-то во тьму, а целительница все стояла, смотрела им вслед, не зная, правильно ли она поступила, не ошиблась ли… А потом Брайн вернулся. Оставил брата в отдалении и, подойдя к девушке, протянул ей что-то на ладони:

– Возьми, это тебе.

Этого она совсем не ждала. Вскинула злой взгляд на вампира и прошипела:

– Я помогала вам не за плату! Мне не нужны подачки!

– Это не плата, – покачал головой мужчина. – Это… Если это будет у тебя, ни один вампир никогда тебя не тронет.

Она нерешительно протянула руку, и на ладонь ей упал кулон на тонкой цепочке: две капельки, одна кроваво-красная, оплетенная тонкими голубыми «нитями», вторая – голубая, оплетенная кроваво-красными «нитями», и все это находилось в ажурной серебряной оплетке.

– Спасибо… – Она молчала некоторое время, не зная, стоит ли еще что говорить, а затем решилась: – Если будет плохо, найди род Кел-ле.

Мужчина чуть склонил голову:

– Спасибо, целительница, – развернулся, нагнал брата…

А ветер донес крик:

– Меня зовут Фимиан!

…А еще через месяц в ворота замка Хэнедоара постучались два вампира, бывших когда-то инкубами:

– Мы хотим поступить на службу к графу.

Чужие воспоминания ушли, оставив на языке горький привкус слез, а Иштван еще долго сидел, уставившись бездумным взглядом в стену. Перед глазами все стояло лицо Дари. Правда, теперь рядом с ним почему-то всплывал образ Эмеше. И если ту старую тоску еще можно было объяснить, то почему рядом с этими лицами вдруг начал крутиться образ Алэры – было совершенно непонятно! Жена графу опостылела уже очень давно.

Впрочем, размышлять ему было особо некогда. Брайн прав. Солнце взойдет и завтра. А сейчас надо было найти ответ еще на один вопрос.

Хитрый призрак, показав столь… личностные воспоминания, уже успел испариться, и графу пришлось поискать дворецкого по всему замку.

Брайна он нашел на кухне. Привидение, зависнув под самым потолком, отдавало приказания двум поварятам, урожденным низшим из рода Шабо, единственным выжившим после произошедшего месяц назад нападения на замок. Тогда, услышав шум, перепуганные мальчишки спрятались под огромным котлом, где их и нашел к исходу второй ночи вездесущий призрак.

Похоже, вазу разбили именно поварята, а никак не ветер, а иначе как объяснить, что, увидев хозяина, молодые вампиры – Лайош и Казмер – переглянулись и поспешно юркнули в кладовую.

Призрак тоже не захотел общаться, развернулся, скользнул к стене…

– А ну стоять! – рявкнул вампир. Это уже, честное слово, было просто верхом наглости!

Брайн замер, оглянулся:

– Да, милорд?

Иштван хотел спросить совсем о другом – ведь дворецкий не был дураком! Мог ведь просто рассказать о чем-то, а тут… воспоминания… но вопрос вдруг получился иным: