Шрифт:
Очень, чтоб его, странно.
Содержимое корзинки Эмили вовсе не было тяжелым, а вот сама корзинка… Металлические ручки впивались в ладони, пластиковый корпус бил по бедру, а Эмили прокладывала путь среди густых пыльных вихрей. Полуослепшая от красного буйства, она не заметила кромки тротуара и так приложилась об нее обутой в туфельку ногой, что растянулась на асфальте. Корзинка перевернулась, и половина ее содержимого улетела куда-то в темноту.
В результате нескольких минут отчаянных поисков она нашла все, кроме банки с томатным супом. Что ж, невелика потеря. Однако теперь она оказалась совершенно дезориентирована и потому десять минут шла в противоположном направлении, пока не обнаружила, что оказалась в целом квартале от своего дома.
Почти полчаса спустя после того, как она покинула магазин, расстроенная и уставшая Эмили наконец толкнула дверь своего подъезда и вошла в дом. Струйка красной пыли потянулась было следом за ней, но была отрезана захлопнувшейся дверью, мгновение покружилась по холлу и рассеялась.
Эмили поставила корзину на пол и уставилась на белые полосы, оставшиеся на ладони от ее ручки. Она едва чувствовала свои пальцы. Готовясь к долгому пешему подъему, Эмили несколько раз согнула и разогнула их, чтобы разогнать кровь.
Тело элегантно одетой женщины, конечно, никуда не делось из лифта, а Эмили совершенно не нуждалась в обществе покойников, большое спасибо, с нее на сегодня достаточно. Еще несколько раз согнув и разогнув пальцы, она подхватила корзинку и двинулась по лестнице на свой семнадцатый этаж.
Эмили стояла у окна и смотрела на улицу. Она уже разобрала свой драгоценный улов, заодно проведя ревизию уже имевшихся припасов. Получилось совсем немного. Еды у нее оказалось дня на три, а воду, постаравшись, можно было растянуть на неделю.
Прежде чем отправиться в постель, Эмили решила наполнить водой ванну и несколько пустых пластиковых канистр. Тогда воду в бутылках можно будет пока не трогать. Водой из ванны можно будет мыться и стирать одежду, а для умывания набирать воду в тазик. Эмили не знала, как долго водоочистные сооружения могут функционировать без вмешательства человека, так что, наверно, лучше перестраховаться и с завтрашнего дня не пить воду из-под крана. Кто знает, какие ядовитые примеси могут там оказаться, когда кругом миллионы незахороненных мертвецов. В окрестных магазинах и соседских квартирах наверняка можно добыть воду в бутылках, поэтому рисковать незачем. Но, прежде чем смириться с необходимостью жестко экономить и осторожничать, она намеревалась побаловать себя.
Перебравшись из гостиной в ванную, Эмили открутила оба крана и не закрывала их, пока вода не встала почти вровень с краями ванны, щедро сыпанула туда ароматическую соль, прихватила с собой принесенное из магазина мороженое, скинула грязную одежду и погрузилась в исходящее паром тепло.
Она отмачивала свои натруженные мышцы целых сорок пять минут. Когда Эмили вылезала, вода почти остыла, а сама она стала морщинистой, как шарпей. Мороженое было съедено, зато Эмили снова почти почувствовала себя человеком. Ванна была настоящей роскошью, и журналистка знала, что в обозримом будущем не сможет снова ее себе позволить.
Пока Эмили вытиралась, ванна опустела, и можно было снова наполнить ее холодной водой. Эмили натянула свой любимый розовый фланелевый халатик и направилась в гостиную.
Теперь она сидела у окна в эркере и смотрела вниз, в темноту. Улица была практически невидима, даже свет фонарей едва пробивался сквозь густые потоки красной пыли, которой, казалось, становилось с каждой минутой все больше. Когда потная и утомленная Эмили вернулась в квартиру, было уже слишком темно, чтобы утверждать наверняка, но она была готова поспорить на последний доллар: то, что творилось при ней в магазинчике шаговой доступности, происходило сейчас по всему городу, а может быть, и по всей стране.
Теперь, когда Эмили сидела, завороженно глядя на вихри красной пыли за окном, на нее снизошло чувство облегчения. Снаружи происходило нечто ужасно масштабное и непостижимое, на что она никак не могла повлиять, и, черт побери, ей становилось легче от того, что делать ничего и не нужно. Все, что от нее требуется, – сидеть и смотреть это шоу, наблюдать за тем, что происходит, и надеяться, что в конце концов пыль уляжется и все остальное (ах, простите мне дрянной каламбур, подумала она) уляжется тоже.
А приятно, призналась себе Эмили, освободиться от всякой ответственности, стать простым наблюдателем, не думать о политических интригах, не смотреть ни с чьей точки зрения… в репортерские времена ей постоянно приходилось со всем этим сталкиваться. Теперь все было так просто и в каком-то смысле даже правильно.
Эмили еще около часа наблюдала приливы и отливы заполонившего улицу потока красной пыли, а потом почувствовала, что ее веки отяжелели. Широко зевнув, она задернула шторы, отправилась в спальню и закрыла за собой дверь, оставив снаружи и этот мир, и этот день.