Я выплюнула верёвку и опасливо сдвинулась в сторонку, так чтобы в случае чего загородить контрабандный шоколад своей пятнистой шкуркой от света и внимательного взгляда некоторых. А, кстати, насчёт ‘пятнистости’!

Ведь почти не свечусь уже! Пятна побледнели и едва заметно отливали отвратным буро-зелёным цветом. Не знаю, то ли ванна помогла, толи заклятье горбуна ослабевает, но я не в накладе.

А словестный понос у моего убого спутника всё никак не прекращался. В неверном свете зажжённой лучины горбун поднял лицо от сумки и… и наконец-то заткнулся, разглядев тёплое озерцо, офигевшую меня и теряющуюся во мраке глубину пещеры. Угу, и белый гладкий валун-столик тоже заметил…

С уродского личика неожиданно блеснули серой сталью глаза. Я поёжилась от пронзительной цепкости взгляда этих сейчас совсем человеческих зыркалок, когда горбун, обозрев обстановку, впился им в меня.

Нет, ну я то тут при чём?! Не фиг на меня так пялиться! Смотрел бы лучше… хоть на водопад! От рыжего огонька хрустальная пелена будто и сама загорелась живим пламенем! Красота неимоверная, а эта зомбя полосатая меня сканирует, блин! Тоже мне, налоговик-любитель! Нет у меня ничего! Нету!

И шоколадка не моя, тем более и её нету!

Уф… Конючка-сканер тяжело вздохнул и зарылся правой ручёнкой в одну из сумок. Чего он там искал — не в курсе. Я в эту торбу носа не совала. Да и не до любопытства сейчас было.

Откровенно говоря, струхнула я знатно. Очень уж дико всё. Аж, мороз по коже от таких открытий. То есть по шкуре, конечно. Что спутник мой может пугать до колик, я уже была в курсе. Но чтобы вот так… холодно и глубоко смотреть… Словно рентгеном просветил, зараза.

Ещё пара секунд — точняк сдала бы золото партии! В смысле заначку. Угу, и тогда бы без вариантов — полная опа. Не знаю уж, в чём Алехандро меня подозревает, но явно в чём-то дурном…

А горбун извлёк из сумки горсть какого-то металлически позвякивающего хлама и вместе с добычей удалился на козырёк. Проводив взглядом его неприятно перекошенную фигуру. Какое-то время отходила от шока.

Напугал же, урна прямоходячая! Не окровавленным тесаком, не удавкой и даже не угрозой тошнотворно омерзительных объятий… всего лишь демонстрацией того, что скрыто под убогой оболочкой. Чего-то зловещего, решительного и готового убить при необходимости. Мамочка…

Ощущение было, словно из под прямых бровей сверкнули не глаза а парочки тщательно заточенных кинжалов.

Впрочем, чему я удивляюсь?! Конечно, при такой роже и жизни, кто похилее, любой, хоть сколько-нибудь слабый человек давно бы сдвинулся и скуксился. А вонючка слабости ни разу ны выказал.

Дурость и истерики — да, но это не в счёт, потому как совсем из другой оперы. Про фантастическое упрямство и жизнестойкость этого убогого вообще молчу в тряпочку.

Посакав, поднялась на ноги. Коленки почему-то дрожали. И всё равно, нужно срочно мириться.

Пусть я и не ссорилась, но Алехандро… В любом случае худой мир лучше доброй войны.

Проще переступить через себя, чем терпеть повисшие в воздухе напряжение недосказанности и невнятные подозрения единственного спутника. Сглотнув неуверенность и пинками отогнав за угол гордость, я пошла разруливать непонятный конфликт.

Горбун сидел на карнизе далеко за кромкой водопада. Лучинка трепетала, вставленная в малозаметную щель в скале. Ярко-бирюзовые, даже в этом неверном свете, пальцы неловко перебирали железяки, мастеря из них и верёвки головоломную приблуду непонятного назначения.

И всё бы ничего, да очень уж мрачен и зол был уродец. Словно приблудный кот в любимые ботинки не только написал… Ох… Столько гадостей зомбик вытерпел стоически, а теперь из-за каких-то идиотских подозрений скуксился?

Я осторожно выдвинулась из темноты, но Алехандро и бровью не повёл. Молодец, конечно, что не дёргается без нужды. Значит, ничего не выползет из нательной живности, но… Эх… Так дело не пойдёт.

Нужно как-то расшевелить уродца. А как? Вряд ли огрызок шоколадки, даже и килограммовый, утешит горбуна. Я чего ещё? У меня больше ничего нету… Поговорить бы по душам, да не выйдет. Что же придумать… Тоскливо…

Растерянно переступив ногами, я понурилась. А ветерок так нежно и бережно перебирал гриву… И вода шелестела так утешающе… И звёзды в прорехах облаков сверкали так лукаво и радостно…

Такие низкие, крупные, близкие…

Ночь дышала высотой, льнула к шкуре лёгким кашемиром и ластилась, обволакивая одуряюще-тонким ароматом осени. И плыли по небу тёмные облака, подсвеченные спрятавшейся за них маслянистой луной…

Такая невероятная красота, а кошмарик замкнулся в себе и не ни фига не замечает! И вот вроде ничего плохого не сделала, а чувствую себя виноватой до зубовного скрежета. Хоть волком вой!