— Ты тоже? — осторожно спросил Саша.

— Внучек я за справедливость и открытую правду, а не за жестокость и умалчивание властями тех фактов, от которых простого человека в дрожь бросает. Не один из арестованных нашей Михеевки не был виновен: всех незаконно обвинили — вот за это обидно до глубины души. Ты веришь мне?

— Дед, я знаю тебя, ты не такой, чтобы обманывать и мама у нас такая же. Я только одного понять не могу, почему Сталина не судили, если он был во всем виноват?

— Хороший вопрос внучек. Ты случайно не знаешь фамилию секретаря Обкома партии в Новосибирске?

— Горячев.

— Так вот внучек, как только Горячев и подобные ему руководители сходят в церковь: помолятся и покаются во всех грехах прошлой и нынешней власти, так во всей нашей стране начнет процветать благоденствие народа.

— Дед, а ты расскажешь о Черной молнии?

— Обязательно расскажу, и прошу тебя — держи рот на замке. Договорились? — Саша согласно кивнул, — а теперь немного о Черной молнии и о СМЕРШе.

Так вот, после того, как бежали братья Михеевы из-под ареста, в организацию Черная молния влился старый вояка, в прошлом он служил в царской России, и звали его Мирон Балагурзин. Мне доводилось слышать от него, как он в гражданскую войну служил в контрразведке Колчака. Большой мастер был по стрельбе, мог на слух из нагана бить точно в цель. Из любой винтовки, с любого положения ложил пули рядышком. Я ведь в ту пору охотой шибко промышлял, так Мирон меня многому научил. Во время гражданской войны он служил под командованием Колчака. В Сибирской тайге, по разным деревням были расквартированы части. Среди белогвардейских войск, одной из знаменитых, слыла казачья сотня. Мирон Балагурзин как раз помогал казакам со стороны белой армии, и посылал разные приказы из ставки главнокомандующего. Сотня занималась выявлением и поимкой красных комиссаров, проводящих в сибирском крае акции устрашения среди населения. Боялись большевики казаков, название подразделения гремело за многие версты кругом — «Черная стрела». Как только завидят красные командиры белое полотнище с вышитой на нем черной стрелой, так сразу деру давали. С врагами казаки бились бесстрашно и беспощадно, особенно это касалось комиссаров-большевиков. Мирон самолично принимал участие в акциях и многих отправил на тот свет меткими выстрелами и умелыми ударами сабли.

После разгрома Колчака и его казни, Балагурзин еще какое-то время воевал в составе воинства атамана Семенова в Забайкалье и Маньчжурии, и не раз поднимал знамя с черной стрелой, но называли сотню казаков уже по-другому — Черная молния. Вот внучек, оттуда и идет это название.

— Дед, я никогда бы не подумал. Вот это да! Такие истории только в книжках можно встретить, а тут на самом деле. А что стало с Черной молнией, их поймали?

— Не знаю внучек, в начале войны действия этой организации прекратились, и слухи о ней умолкли.

— А что они делали?

— Так же, как и казаки, выискивали руководителей НКВД и за страшные преступления приговаривали их к смерти. Это касалось и председателей управления колхозов, активистов и провокаторов, на счету которых сотни загубленных жизней крестьян. Мало того, они обладали информацией на «ловкачей», занимающихся фальсификацией уголовных дел, передавали ее высшему начальству, таким образом, их наказывали.

— Дед, ты не любишь власть?

— Не за что ее любить внучек, наш род от нее одно только горе получил. Тяжело мне тебе все это рассказывать, ты не пережил подобного и слава Богу. Я не заставляю тебя ненавидеть нынешнюю власть: просто помни, что случилось с твоей родней и не забывай никогда.

— А как ты воевал с немцами?

— Как и все: каждый солдат выполнял свое дело — мы защищали Родину, деток своих малых. Война, Сашок — дело страшное, в бою она не разбирается прав ты или нет; пуля — дура, попала в грудь и вся правота.

Давай вернемся к разговору о СМЕРШе, если не изменяет мне память, то создали его в 1943 году. Мирон Балагурзин интересные соображения высказывал: до него доходили сведения, что основной командный состав в красной армии по приказу Сталина был уничтожен органами НКВД. Офицеры царской армии, некогда служившие в контрразведке, жестоко преследовались, так что на начало войны с Германией, особые отделы войсковой разведки были малоэффективны в плане добычи информации о противнике. Еще в гражданскую войну были созданы в Красной армии особые отряды, целью которых было отслеживание белых офицеров. Я не хочу в целом обливать грязью всех СМЕРШ-евцев, некоторые действительно достойно били врага и добросовестно выполняли свою работу. Но были и такие особисты, для которых нарушение субординации стояло на первой месте, лейтенанту нравилось, когда перед ним ломали фуражки майоры и полковники из батальона или дивизии. Солдатики писали в письмах к родным скупые строки, боясь вставить лишнее слово о своих настроениях, и не дай Бог в них упомянуть о хорошей технике врага или о неудачном наступлении Красной армии: результат один — к особисту на допрос и в лагерь, а в лучшем случае штрафбат. Получил один солдатик письмо от младшей сестренки из Ленинграда, она писала о массовых смертях и страшном голоде, ну, и возьми, да прочти его вслух, и донесли особисту, так солдату припечатали антисоветскую агитацию и отправили в лагерь. У меня было такое впечатление, что они тайно выполняли полицейский надзор, вербуя агентов и выискивая, теперь уже не «врагов народа», а немецких шпионов. В приписках и фальсификации особисты преуспели. Видели бы командиры СМЕРШа своих подчиненных на передовой линии: смех, да и только. Мы, боевые — солдаты и офицеры ходим по окопам смело, не кланяясь и не ползая на карачках, а майор, прибывший «уяснить» для себя обстановку то и дело падал и прятался за бруствером. В бою — другое дело, но в тихой обстановке, когда немцы не стреляли, это выглядело просто смешно.

Это сейчас внучек о СМЕРШе много книг пишут, фильмы разные показывают, что они были героями. Вот давай обратимся с тобой к такому факту: чтобы не дать противнику принять пленных наших солдат, особисты посылали спецотряды с поднятыми руками. Немцы принимали их за сдавшихся, и как только расстояние сокращалось, в немецкие траншеи летели гранаты. После этого немцы опасались принимать пленных и таковых расстреливали.

Полномочия у СМЕРШа были большие, если фронтовая разведка занималась сбором информации, и практически осуществляла небольшие военные операции, то группы из СМЕРШа действовали оперативно и держали все прифронтовые линии.

— Сашок, есть такие вещи, как, к примеру нераспространение техники рукопашного боя и прочих засекреченных действий со стороны военных, имеющих отношение к разведке, но есть и простые вещи, о которых должен знать каждый человек. Это я говорю тебе в отношении снайперов, выполнявших сложные задания командования.

Вот, к примеру, моя профессия — лесничий. До войны я был хорошим охотником, как говорится, стрелял белку в глаз. Хождение по тайге, выслеживание зверя, приходилось по несколько дней ждать его в засаде и впоследствии убить, а также читать следы животных и по ним определять силу зверя или его предполагаемые действия.

Попав на фронт мне, приходилось в полевых условиях учиться метко и быстро бить врага, незаменимым другом в боевых условиях стала мне трехлинейная винтовка Мосина. Через год, появились учебные центры, готовившие снайперов в течение двух-трех месяцев, кроме этого приходилось заниматься изучением немецкого языка. За несколько месяцев, изнурительных тренировок и нескончаемых марш-бросков по пересеченной местности, к моей выдержке дополнились: сноровка, дисциплина, оперативность и умение бить врага, даже голыми руками. Иногда нам — бойцам из разведроты доводилось брать «языка», вот и стекались в штаб офицеры и люди в штатском. Среди них были работники СМЕРШа, они присутствовали при допросе пленных.