Шрифт:
Герцог не предложил нам сесть. Вместо этого он довольно сухо сказал:
— Вам повезло, что вы застали меня здесь. Приехали бы часом позже — я бы уже отбыл в Лондон. Я редко появляюсь здесь, в деревне. Чем обязан?
Тон Холмса никоим образом не соответствовал скверным манерам этого аристократа.
— Ваша милость, мы ценим ваше время и не займем ни минутой больше, чем необходимо. Мы явились только затем, чтобы принести вот это.
С этими словами он достал операционный набор, который мы завернули в коричневую оберточную бумагу и запечатали.
— Что это? — спросил герцог, не двинувшись с места.
— Предлагаю вам, ваша милость, открыть и посмотреть самим, — ответил Холмс.
Герцог Шайрский нахмурил лоб, потом развернул бумагу.
— Откуда это у вас?
— Сожалею, но прежде чем ответить, я вынужден просить вашу милость опознать это как вашу собственность.
— В первый раз вижу. Ради всего святого, как вам вообще пришло в голову принести это мне?
Герцог открыл футляр и уставился на инструменты с нескрываемым удивлением.
— О причине, которая привела нас сюда, вы сможете узнать, если отогнете край бархата.
По-прежнему хмурясь, герцог последовал совету Холмса. Он удивленно посмотрел на герб, а я при этом не сводил с него глаз. Взгляд герцога внезапно изменился. На тонких губах появилась слабая тень улыбки, в глазах мелькнул огонек. Он рассматривал ящик с такой миной, которую трудно было истолковать как-то иначе, чем выражение полного удовлетворения, почти что триумфа. Однако выражение это исчезло с лица герцога так же быстро, как и появилось на нем.
Я поглядел на Холмса, в надежде, что получу разгадку столь странной мимики, поскольку знал, что реакция аристократа от него не укрылась. Однако проницательные глаза моего друга были полуприкрыты, а лицо было совершенно непроницаемым. Как маска.
— Если я не ошибаюсь, вы получили ответ на свой вопрос, ваша милость, — сказал Холмс.
— Ну разумеется, — сказал герцог таким тоном, как будто произошло пустяковое недоразумение, и теперь все разъяснилось. — Набор не принадлежит мне.
— Может быть, ваша милость сможет дать нам какие-то сведения, которые указали бы на владельца?
— Я думаю, владелец — мой сын. Без сомнения, инструменты принадлежали Майклу.
— Набор побывал в лондонском ломбарде.
На губах герцога появилась сардоническая усмешка.
— Меня это не удивляет.
— Быть может, вы могли бы сообщить нам адрес вашего сына?
— Тот сын, о котором я говорю, мистер Холмс, мертв. Мой младший сын, сэр.
— Выражаю вам свои соболезнования, ваша милость, — сказал Холмс мягко. — Он умер от болезни?
— От тяжелой болезни. Он умер полгода назад.
То, что герцог все время выделяет слова «мертв», «умер», показалось мне странным.
— Ваш сын был врачом? — спросил я.
— Он учился на врача, но не окончил курс — как, впрочем, не окончил в жизни вообще ничего из того, за что брался. А потом он умер.
Снова эта странная интонация. Я многозначительно поглядел на Холмса, но его, казалось, в этот момент больше интересовала громоздкая мебель и сводчатый потолок — во всяком случае, глаза его бесцельно блуждали по залу, а руки свои с нервными тонкими пальцами он скрестил за спиной.
Герцог Шайрский протянул ему ящичек.
— Поскольку это не моя собственность, я отдаю ее вам. А теперь вынужден принести вам свои извинения — мне пора собраться в дорогу.
Поведение Холмса просто удивило меня. Он ни словом не обратил внимания герцога на его недопустимо высокомерное поведение. Обычно не в правилах Холмса было позволять так бесцеремонно обходиться с собой. Но тут он поклонился чуть ли не заискивающе и сказал:
— Мы не займем больше вашего времени, ваша милость.
Тем не менее герцог продолжал вести себя просто вызывающе. Он и не подумал вызвать звонком дворецкого. Нам пришлось, таким образом, самим искать дорогу к выходу под его недоверчивым взглядом.
Правда, это привело к счастливой случайности. Когда мы шли по огромному холлу к выходу из замка, через боковую дверь вошли двое — мужчина и девочка.
В отличие от герцога, они безусловно вызывали симпатию. Девочке было лет девять-десять. На бледном ее личике появилась при виде нас приветливая улыбка. Глаза худощавого мужчины, который сопровождал ее, смотрели внимательно, вопрошающе, но не враждебно — просто с любопытством. Он был темноволос, и сходство его с герцогом Шайрским просто трудно было не заметить. Перед нами, без сомнения, был старший из его сыновей.