Но и когда они с Григорием раскладывали в витринах – наружной, в окне, и внутренней, на прилавке – все эти бархатные коробочки и футляры с изящными золотыми и платиновыми колье, браслетами, кольцами, перстнями и серьгами, когда писали к ним ценники и складывали остальной товар в сейф, – даже в эти, безусловно, ответственные рабочие моменты ей вдруг виделись миражи их со Стэнли схваток на этом прилавке, у этой стены или на полу у кондиционера, где они пытались остудить друг друга перед новым соитием. Словно энергия их сексуальных баталий, как шаровая молния, еще носилась в воздухе магазина. И даже поздно вечером, когда она покидала свой магазин, шумно закрывая скрипучие стальные шторы уличной витрины и стальную решетку входной двери, ей казалось, что там, за дверью, два призрака еще занимаются любовью…

И теперь по ночам яростная жажда новых сексуальных потрясений так захватила ее сны, и этот Стэнли выделывал с ней такое, что, просыпаясь, она бежала в душ и там пальцами и теплыми струями воды доводила себя до оргазма – но только для того, чтобы, уснув, снова оказаться в мощных руках Стэнли и ощутить в себе его огромную, горячую и всепроникающую власть. Эти муки вожделения затмили даже торжественный момент открытия магазина и традиционную, как ей объяснили соседи-хасиды, вечеринку с одной-единственной бутылкой шампанского, которым нужно было побрызгать тут все углы. Даже радость от первой – на почин – и чрезвычайно выгодной продажи молодоженам-индусам сразу двух колье и четырех браслетов не избавила Валенсию от этих сладостных ночных кошмаров, после которых она вставала разбитая и не выспавшаяся.

Нет, с этим наркотиком по имени Стэнли Бронштейн нужно что-то делать, и она знала что. Он же не звонит ей, мерзавец, уже пошла вторая неделя после тех двадцати двух часов, а он даже ни разу не позвонил, сукин сын! А она ждала, да, она знала, что не должна, не имеет права думать о нем и ждать его звонка. И все-таки она ждала, себе-то в этом можно признаться. А он не звонит! А, как тот орангутанг, просто трахнул ее, отбросил и забыл…

Что ж, ему же хуже! Ведь не для торговли же этими браслетами и сережками она открывала свой магазин!

Бандитов было двое – точно таких же черных, с темными капроновыми чулками вместо масок на головах, как в газетных фотографиях об ограблениях банков, магазинов и салонов красоты.

В пятницу, когда все местные хасиды и любавичи уже в четыре дня закрывают свои магазины и мчатся в Бруклин, чтобы до заката успеть в синагоги, эти двое мерзавцев появились буквально за двадцать минут до закрытия ее магазина. На побитом и наверняка ворованном «Плимуте» они подъехали к входной двери и вошли в магазин с пистолетами в руках. Один из них тут же вскочил на прилавок и сбил видеокамеру, а второй, приставив пистолет к голове Валенсии, отвел ее в заднюю комнату. Тут подоспел напарник, и вдвоем они приковали Валенсию наручниками к холодной батарее парового отопления и стали заклеивать рот противной липкой лентой.

– Ударьте меня! – почему-то по-русски сказала она и, как ни странно, один из бандитов понял ее и несильно стукнул по плечу. – Идиот, сильней! До крови!

Поколебавшись, он все-таки мазнул ей по лицу рукояткой пистолета и рассек бровь так, что кровь залила левый глаз. После чего они разбили блок видеозаписи, забрали из него DVD, заклеили Валенсии рот, достали из ее бюстгальтера шнурок с ключами от сейфа и витрин и за шесть минут сгребли в свои сумки все, что там было – весь товар почти на 230 000 долларов плюс всю дневную выручку из кассы – еще 17 437! После чего спокойно сели в свою машину и уехали!

Так, прикованная к батарее, она просидела на полу пять с половиной часов, пока ночной полицейский патруль обратил внимание на свет в задней комнате ее магазина.

Крадучись, с пистолетами наизготовку полицейские вошли в магазин, увидели Валенсию – обессиленную, окровавленную, в луже мочи – и вызвали «скорую помощь».

Понятно, что по факту ограбления, да еще с нанесением увечий, было возбуждено уголовное дело, и уже на следующее утро в больницу «Манхэттен Мидтаун Госпиталь», где лежала Валенсия, явился толстяк Рич Куммер, детектив 117-го полицейского участка, на территории которого находится 47-я улица. Перед ним на высокой больничной койке лежала худенькая девушка с заклеенной пластырем половиной лба и марлевой повязкой на лице, – как сказала Куммеру дежурная медсестра, бандиты пользовались самой дешевой липкой лентой-скотчем, клей которой за пять часов разъел кожу на ее лице. Теперь сквозь марлевую повязку Валенсия слабым голосом изложила Куммеру обстоятельства ограбления. Никаких особых примет бандитов она не запомнила, поскольку в первые секунды, когда они вошли в черных чулках на головах и с пистолетами в руках, она была просто в шоке («Я не знаю, какие это были пистолеты, я в них не разбираюсь»). А потом, когда она закричала («или думала, что закричала»), они ударили ее пистолетом по лицу так, что глаза залило кровью. Зато она хорошо помнит, что говорили они на уличном негритянском сленге: «Shut up, slim! Gimme fuckin’ keys, bitch!» [11] Где в это время были ее сотрудники? Один – Грегори Шехтер – звонил ей вчера из Филадельфии, он искал там помещение для их второго ювелирного магазина (но теперь она, конечно, никакой ювелиркой заниматься не будет). А второй – Виктор Рудых – уже неделю сидит безвылазно дома, готовится к конкурсу на место скрипача в Бостонском симфоническом оркестре и учит наизусть весь мировой скрипичный репертуар. Он не читает газет, не смотрит ТВ и, поди, даже не знает об ограблении.

Поскольку липовые, с целью получения страховки, ограбления ювелирных магазинов не бывают меньше чем на миллион долларов, Рич Куммер скорее для проформы, чем ради установления истины проверил алиби Шехтера и Рудых. Но и тут все было в порядке – в кошельке у Шехтера, который, услышав по радио об ограблении, вслед за Куммером примчался в госпиталь к Валенсии, оказались чеки его вчерашнего утреннего проезда через платный мост «Верразано-Нэрроуз» и по платной дороге «Нью-Джерси торнпайк» до Филадельфии, три дневных чека филадельфийской пиццерии и бензозаправки «Texaco» и вечерние, после восьми вечера, чеки обратного проезда по «Верразано-Нерроуз» в Бруклин.

Конечно, ничто не мешало этому Шехтеру поехать утром в Филадельфию с напарником и оставить его там, чтобы тот набрал дневных чеков и звонил оттуда в магазин Валенсии, а самому тут же вернуться в Нью-Йорк поездом, натянуть на голову темный капроновый чулок и принять участие в постановке липового ограбления. Но способны ли русские на такие трюки? К тому же и у Виктора Рудых, второго партнера Валенсии, алиби тоже железное: все соседи по его дешевой съемной студии в Квинсе в один голос жаловались Куммеру на этого невыносимого русского, который каждый день с утра до ночи пилит на своей скрипке так, что дети уснуть не могут. А вчера он, вообще, беспрерывно играл до двенадцати ночи, пока они не вызвали полицию.