– Ладно, – в конце дня сказал Шехтеру старик Бронштейн, когда Валенсия вручила ему чек на сто шестьдесят тысяч долларов. – Я вижу, она у тебя серьезная девочка. Если вы застрахуете свой магазин у моего сына, я вам открою кредит еще на сто тысяч.

– Двести, – тут же сказала Валенсия.

Старик пожевал губами и снял телефонную трубку:

– Стэнли, зайди сюда. Нет, зайди сейчас, у меня хорошая клиентка. Что значит: ты занят с мадам Голд? Так теперь ты будешь занят с миссис Бриллиант! – Старик положил трубку и сокрушенно покачал головой: – Не знаю, почему я это делаю. Мало того, что я даю Стэнли клиентов, так я еще и вам даю кредит на сто пятьдесят тысяч! Но имейте в виду: мой сын застрахует весь ваш товар! На триста тысяч! Мистер Грэгори, можно вас на пару слов? – И, отведя Григория в сторону, спросил, кивнув на Валенсию, стоявшую в дальнем конце его ювелирного цеха: – Слушайте, скажите мне, как аид аиду, она у вас чистая?

– В каком смысле? – не понял Григорий.

Старик подозрительно уставился на него:

– Ты еврей?

– Конечно. А что?

– Ну, так я тебя спрашиваю: твоя дочка чистая? Она не кинется под моего Стэнли, как все эти американки?

– Нет, конечно!

– Это просто ужас! – пожаловался старик. – Ему сорок лет, мне нужны внуки, а я не могу его женить. Эти гойки сами бросаются ему на шею и еще ниже! И даже еврейки! Ты думаешь, чем он там занят с мадам Голд? А?

Григорий пожал плечами.

– Зато я знаю! – сказал старик. – В наше время было цорес иметь взрослую дочь, а теперь цорес иметь взрослого сына. Как я могу его женить, если они ему и так дают, без всякой хупы? Но вы получаете у меня кредит, потому что я вижу: она у тебя порядочная. – И старик снова снял телефонную трубку: – Алло, Стэнли! Ты уже когда-нибудь кончишь с этой Голд?

Стэнли оказался сорокалетним и, действительно, неотразимым брюнетом двухметрового роста, с накачанной грудью Лаокоона, развернутыми плечами Давида и обволакивающим взглядом лучистых темных глаз. С таких исполинов древние греки лепили атлантов, а художники эпохи Возрождения писали библейских Мафусаилов, Самсонов, Зевсов и прочих богов. Было совершенно непонятно, как такой титан может быть страховым агентом.

И хотя Валенсия всегда считала себя «железобетонной леди», она с первой же секунды почувствовала, как его глаза вобрали ее всю в себя и опустили куда-то в гигантскую обжигающую печь, отчего внутри Валенсии все беспомощно затрепетало и сжалось, как у цыпленка, которого несут к топору мясника. «Держись! – в панике подумала она. – Держись и не смей даже думать!»

А он лишь усмехнулся ее испугу и сказал:

– Я, конечно, могу застраховать товар на любую сумму, но только до той минуты, пока он находится здесь. А как только вы вынесете его на улицу, сумма страховки возрастет так, что у вас никаких денег не хватит.

– Как же быть? – спросил Григорий.

– Очень просто, – объяснил Стэнли. – Обычно с новыми клиентами мы делаем так. Я еду в Нью-Йорк, осматриваю средства охраны вашего магазина и сначала страхую его. Не беспокойтесь, это недорого. А потом мы страхуем товар, и для его перевозки вы нанимаете броневик компании «Steel Defense», «Стальная защита», с которой работает наше страховое агентство «Total Insurance», «Полное страхование». В этом случае мы застрахованы от любых происшествий.

«Кроме одного…» – подумала Валенсия.

Дождливой ночью в Бруклине, слушая шум воды в желобе за окном своей новой съемной квартиры на Нептун-авеню, Валенсия до трех утра ворочалась с боку на бок и клялась себе, что нет, она не бросится под этот паровоз и не уступит пожирающему взгляду черных глаз этого Стэнли. Никогда! Ни за что! Все мужчины – сволочи, начиная с ее отца, который, по словам матери, бросил ее, когда она была на четвертом месяце. Хотя Валенсия мало что помнила из своего кубинского детства, но три вещи она помнила железно. У мамы были мягкие коленки – это раз. Теплая уютная рука, которая гладила маленькую Валенсию по голове и на которой так уютно было засыпать – это два. И в-третьих, мама – красавица, каких мало даже на Кубе – работала медсестрой в курортном санатории «Парадиз Плайя Эсмеральда» в Гуардалаваке – действительно райском месте! В 1492 году высадившись именно здесь, Христофор Колумб воскликнул: «Это самая красивая земля, которую когда-либо видели глаза человека!» Белоснежный песок и изумрудная морская вода, тропическая зелень и пальмы, великолепные бабочки и пестрые попугаи, морские рифы с невероятным разнообразием морских обитателей… Но с тех пор как Куба стала коммунистической, роскошные отели в Варадеро, Кайо Гильермо, Кайо Санта-Мария и Плайя Эсмеральда, где раньше отдыхали американские гангстеры, кинозвезды и короли Уолл-стрит, стали хиреть, теперь сюда прилетали на отдых только сливки коммунистической элиты Советского Союза, Болгарии, Чехословакии, Польши, Венгрии и ГДР. В основном это были шестидесяти– и семидесятилетние боровы с фигурами и манерами Хрущева, которых санаторные врачи пытались лечить от ожирения и прочих старческих хворей разгрузочной диетой и великолепной кубинской папайей. Но старики ели папайю, апельсины и грейпфруты только на завтрак, а к ужину приходили, уже приняв, как они говорили, «на грудь» по бутылке кубинского рома. Конечно, каждый из них пытался затащить ее двадцатилетнюю красавицу маму в свой номер, а кто-то даже обещал увезти в Москву, но мама только смеялась им в лицо: «Но пасаран!» Зато она по уши влюбилась в молодого врача Эстебана Херара, который поклялся, что женится на ней, а сам оставил ее на четвертом месяце и отправился в Никарагуа спасать Даниеля Ортегу от контрас и не то погиб там, не то женился. Что, в общем, одно и то же. В 1992-м, когда Валенсии было пять лет, на Кубу обрушилось двенадцать штормов и ураганов, и один из них унес ее мать навсегда – утром девятнадцатого июня она на простой моторной лодке укатила с молодым польским дайвером к рифам Эсмеральды, а через час налетел самый последний и самый мощный в том году ураган. Он набрал скорость буквально за считанные минуты, и никто не знает, где польский дайвер и мать Валенсии закончили свое путешествие. А Валенсия оказалась в детдоме «Casa de Ni~nos Sin Amparo Filial», откуда ее очень скоро «дядя Иван» увез в Россию, в пионерский лагерь «Ласточка» на берегу Черного моря. Но и этот добрый «дядя» Иван оказался генералом ФСБ, а «Розарий № А08» и агентство «Камилла» – его бизнесом для проведения спецопераций «Последний аргумент»…

Короче говоря – никакого Стэнли Бронштейна! Это сломает все ее планы и всю ее жизнь! На кой черт он ей нужен?

Ей вспомнилась сцена, которую она уже три года пытается и не может вытравить из своей памяти. Тогда, три года назад, она была в бронксовском зоопарке и, как и другие посетители, буквально застыла от шока перед вольером обезьян. Потому что там, за решеткой, огромный орангутанг, сидя на развесистом дереве, имел – тут иначе не скажешь – с десяток обезьян, которые визжали, орали и прыгали по веткам вокруг него. А он, не вставая с места, своими длинными лапами хватал одну из них, насаживал, как на шампур, на свой огромный малиновый пенис, несколько секунд – под ревнивые крики остальных макак – шарнирно поднимал ее и опускал по этому орудию, после чего буквально отбрасывал в сторону, хватал следующую макаку, повторял с ней ту же процедуру и хватал новую…

– Вот это мужик! – сально восхитился рядом с Валенсией какой-то молодой парень, и Валенсия впервые в жизни не сдержалась – залепила ему пощечину.

И он смолчал, а она ушла из зоопарка под женские аплодисменты.

Теперь, душной брайтонской ночью, Валенсия, мечась по своей постели, говорила себе: а чем этот Стэнли отличается от ее отца и от того орангутанга? Наверняка такое же животное. И, убедив себя в том, что «этого не будет, потому что этого не будет никогда!», успокоилась и уснула в четвертом часу утра. Но и во сне ей снился огонь и какие-то раскаленные угли, по которым она шла босиком.