— Синьор Батичелли! Какими судьбами?

Этот возглас заставил его обратить внимание на поспешно подходившего к нему богато одетого господина.

— Синьор Киавари, — произнес он, вставая и протягивая руку подходившему. — А вы откуда? Садитесь, синьор.

Батичелли подал знак рукой и мгновенно появился другой табурет и еще бокал вина.

— Благодарю вас, синьор, по прежде хочу чего-нибудь съесть — проголодался… — Затем, потребовав обед, он снова обратился к Батичелли. — Я прямо с корабля. Недели две как из Генуи, теперь возвращаюсь домой в Каффу — здесь сделал остановку, чтобы запастись кое-чем съестным да купить гостинцев своим; в настоящее время в Константинополе того не найти, что есть в Фессалониках, особенно по части материй.

— Это правда. Венецианцы тут довольно скоро устроились.

— А вы давно из Каффы?

— О, да! Я около месяца прожил в Константинополе. Отправил деньги и здесь назначил свидание своему приказчику в Навплии.

— Из Константинополя? Это очень интересно, что там нового?

Батичелли махнул рукой.

— Император по-прежнему уповает на Запад, а народ открещивается от латинцев, а между тем тут требуется единодушие. В Галате же — ничего, оживление порядочное. Наши генуэзцы с Мурадом любезничают, конечно, на тот случай, если турки захватят столицу, то их не обидят. Да что же иначе делать будете; каждый должен свою шкуру беречь. Вы посмотрите, есть ли нынче где-либо в Европе сильное государство.

— Что и говорить! Есть, пожалуй, одно турецкое. Ну, что еще слышали в Константинополе или лучше сказать в нашем генуэзском Галате? — продолжал задавать вопросы Киавари.

— Получили, говорят, от Луканоса из Таны в Константинополь громадную партию рыбы и шерсти, — смеясь сказал Батичелли.

— Вот дьявол! — при этом Киавари так ударил кулаком по столу, что посуда на нем запрыгала. — Тут есть какая-то тайна!

— Да вы знаете, синьор Киавари, после вашего отъезда, синьор Труцци, заменявший ваше консульское место, собрал новый совет, с тем, чтобы послать тот же товар, что и Луканос, в те же места, и продавать за полцены. Приезжаю я в Константинополь, стоят корабли Луканоса и разгружаются, половину товара продали, через три дня пришли наши, спустили цену на половину, оказалось, что у Луканоса и по этой продавался товар; пришлось еще спустить; поверенный Луканоса тоже сбавил; мы порядком потеряли, на долю каждого, конечно, не Бог знает сколько пришлось.

— Молодой человек, а посмотрите, что за бестия! — сердито заметил Киавари.

У синьора Батичелли проскользнула веселая улыбка, однако он поспешил снова принять свойственный ему серьезный, даже суровый вид.

— А скажите, синьор Киавари, что в Европе нового и интересного? Хотя дела торговые непосредственно касаются наших карманов, однако и политические имеют к ним большое отношение.

— Везде, синьор, хаос, а в хаосе всякий о себе хлопочет. Я виделся с Энеем Сильвием Пикколомини…

— А… интересно! Значит у самого источника были?

Батичелли даже переменил положение, приготовившись слушать.

— Сильвий Пикколомини отправился в Германию в качестве посла от папы; он, конечно, там сумеет сделать свое дело при его уме, образовании и красноречии.

— И при этом сумеет, когда нужно, блеснуть благородством.

— Да, да, конечно… Ведь вы его знаете. А в Венгрию и Польшу отправлен кардинал Юлиан Чезарини.

Батичелли ядовито засмеялся и заметил:

— Его вероятно снабдили другой красной шапкой, в замену той, которую он потерял, убегая от Прокопа Большого.

— Ну, вот вы сами видите, — согласился с ним Киавари, — как дело делается. Для папы интереснее в настоящее время дела в Германии, где ему не дает покоя базельский собор, и он туда посылает Пикколомини, а проповедывать крестовый поход против турок посылает того самого Чезарини, который в начале базельского собора говорил, что песня про примирение с греками поется триста лет, и вместо того, чтобы бегать за греками, лучше привлечь к католицизму гусситов, от которых он сам бежал, как вы заметили, и потерял даже свою шапку. А между тем посольство в Польшу и Венгрию в настоящее время очень важно: на престол Венгрии выбран Владислав Ягелло, король польский. С Иоанном Гуниадом новый король в самых дружеских отношениях. Гуниад получил от него Седмиградию. По моему мнению, достаточно Польши и Венгрии с таким вождем как Гуниад, чтобы предприятие увенчалось успехом. К тому же, Белград держится еще против турок.

— Представьте себе, синьор Киавари, я здесь несколько дней живу, и замечаю, что у турок готовится нечто важное. Силы прибывают из Азии; их тут принимает любимый полководец султана Мурада Искандер-бек и отправляет в Адрианополь; вероятно готовится поход.

— Весьма вероятно, что турки воспользуются медлительностью венгров и возьмут Белград.

— Отчего бы, например, не отправить в Польшу кардинала Виссариона, — заметил Батичелли, — этот ученый, безукоризненно честный человек, к тому же предан своей родине Византии и мог бы многое сделать.

— Да, об этом в Риме толковали, — отвечал Киавари, — но видите ли, кардинал Виссарион будет преследовать цели исключительно патриотические; папе Евгению IV надо устроить еще и свои дела в Венгрии. Я видел достопочтенного кардинала Виссариона. Неудача флорентийского собора сильно повлияла на него. Кстати: Исидор, митрополит киевский, тоже возведен в кардиналы.

— Хотят спасти родину, — задумчиво, как бы про себя проговорил Батичелли.

— Нет, синьор, я их иначе понимаю: хотят спасти великую греческую культуру; если не спасти, то перенести ее в Италию, что они и делают. Повсюду в городах Италии устроили они свои школы, в особенности во Флоренции; там этих греческих учителей на руках носят, хотя признаться, они довольно беспокойный народ.