Шрифт:
А ЕСЛИ ЭТО ЛЮБОВЬ?
— Здравствуйте!..
— Здравствуйте!..
— Извините, я начну с маленькой просьбы. Нет, нет, это не то, что вы думаете. Только не кладите трубку! Выслушайте меня и не перебивайте.
— Говорите, но, если можно, короче.
— Хорошо. Я хочу задать вам один вопрос. Дорогая Лариса, скажите…
— О, уже узнали, как меня звать…
— Узнал. Так вот, Лариса, у меня к вам очень банальный вопрос. Только не смейтесь, а просто ответьте — вы верите в любовь с первого взгляда?
— Здравствуйте, я ваша тетя…
— Я знал, что вы так отреагируете.
— Не слышу. Говорите громче.
— Я спрашиваю — верите ли вы в любовь с первого взгляда? Случалось ли вам вдруг увидеть человека и почувствовать — это он или, как в данном случае, это она? Именно с ней я буду счастлив, с ней я буду шагать по жизни, коротать вечера, делиться своими радостями и печалями…
— Какие все мужчины одинаковые. Сейчас-то вы, наверно, не радостью со мной хотите поделиться, а печалью…
— Лариса! Не превращайте серьезный разговор в шутку. Когда я увидел ваше милое лицо, ваши чудесные волосы, ваши строгие глаза, я сказал себе — Миша, это она!..
— Извините, я вас перебью. Если бы вы знали, как на меня сейчас смотрят люди…
— И пусть смотрят! Я понимаю, чего они от вас хотят. Нетрудно догадаться… У меня возникла забавная мысль… Вы, конечно, видели «Бесприданницу» Островского. Там тоже Лариса. Помните, как она пела «Нет, не любил он…»?
— Миша, вы знаете, сколько мы уже разговариваем?
— Но дайте же мне сказать!.. Лариса, ваша тезка уже готова была уйти к богатому…
— К Кнурову, что ли?
— Возможно. Тогда Карандышев, у которого билось в груди горячее сердце…
— Это уже другая пьеса — «Горячее сердце».
— Да, конечно… Карандышев решает: если не мне, то и никому другому — и убивает вашу тезку.
— К чему это вы мне рассказали?
— Так. К слову пришлось… Лариса, вы меня не слушаете. Вы сейчас кому-то сказали: «Можете вы минутку подождать?» Он может, может подождать, может уйти, уехать, исчезнуть. А я не могу уехать от вас, хотя у меня дела, у меня в сентябре защита кандидатской диссертации.
— Кандидатской? Один мой хороший знакомый — доктор наук.
— Зачем вы мне это сказали?
— Да так. К слову пришлось.
— Дело же не в ученой степени, поймите! Дело в человеке и в том, что он чувствует… Было бы у нас время, я прочитал бы вам стихи Андрея Вознесенского, Риммы Казаковой, других поэтов… Лариса, пойдите мне навстречу!..
— Да? Я тут кое-кому пошла навстречу, знаете, что потом было?.. Извините, Миша, но, к сожалению, у нас с вами ничего не выйдет.
— Но почему? Почему?
— Опять двадцать пять. Вы знаете почему… Еще раз вам говорю — не садитесь на подоконник!
— Что, что?
— Это я не вам. Вы взрослый человек, почти что кандидат наук… есть же стулья… вы должны понять, для меня все одинаковы, все кандидаты…
— Зачем вы так говорите?
— Если я всех отставлю ради вас, представляете, что со мной будет?
— Мы будем счастливы.
— Вы-то конечно. Вам что. Я даже еще не знаю — что у вас.
— Ерунда. Не о чем говорить.
— Ну, а все же.
— Прогорела выхлопная труба и барахлит карбюратор. Всех дел на час работы.
— Миша, все! Кончаю разговор. Нашу станцию техобслуживания и так уже в газете прославили на всю область. Ничего не могу сделать. Сходите к директору, он скоро будет.
— К директору? Где он?.. Да-а… Ах, Марина, Марина, как жестоко я в вас ошибся. Прощайте!..
1974
ДУНЯ
Клевцов с надеждой смотрел на мотор: вдруг заработает сам, без его помощи. Хорошо, что мотор отказал именно здесь, на лоне природы. Можно разобраться, что к чему, и ехать дальше, а пока есть возможность насладиться пением птиц.
Что же, однако, случилось? Машина вроде бы в полной исправности, а ехать не хочет. Интересно почему? А потому, что, оказывается, в баке ни капли горючего. Докатался. Придется сидеть и ждать. Раньше или позже, но найдется же шофер, готовый поделиться бензинчиком.
Клевцов проводил взглядом пролетевший с ревом самосвал, достал сигарету, закурил и увидел девочку.
Она медленно шла вдоль деревьев, держа на руках запеленутую куклу, и что-то говорила, говорила. Рядом никого не было, и Клевцов понял, что слова ее обращены к кукле.