Шрифт:
Не помню, кто принес мне одно из объявлений, расклеенных на платформе и в окрестностях подмосковной станции Строитель.
Товарищи!
Если кто-то из вас купил на днях с рук книжку Ю. Трифонова «Другая жизнь» (серия «Приложение к журналу «Дружба народов») – знайте, она краденая. Умоляем вернуть по адресу: Строитель, ул. Шишкина, 1 (напротив закусочной) за любое вознаграждение и глубочайшую благодарность.
Время от времени я нахожу на могиле Юры записочки. Вот две из них.
Юрий Валентинович, мы Вас помним и любим. Низкий поклон Вам от людей за Ваши книги, за Ваше сердце. Спите спокойно.
11.05.85
От читателей
И вторая:
Весенний ветер от реки,Цветенья ярость, а на деле —Шариповы и КлимукиТвоей Москвою завладели.Но Верой движется Земля.Среди невежества людскогоЗабьется, правдою слепя,Плоть, обретающая СЛОВО.Он был по всей своей сути писателем. И принадлежал к тому уникальному в мировой культуре явлению, которое называется русской интеллигенцией.
И, как многие русские писатели, умер на больничной койке еще совсем не старым человеком. Скромным человеком. Писатель с мировым именем, он не хотел никаких привилегий ни в чем: даже в том, как умирать.
Он познал нищету, благополучие, безвестность, славу, злобную хулу, лесть и умер свободным. Обрести свободу ему помог талант и те «неисчезающие элементы», которые неистребимы в истинном русском интеллигенте.
Сейчас, когда можно прочитать обо всем, обнаруживаешь с почти мистическим удивлением, что Юрий Трифонов писал об этом в самые глухие времена. Перечитывая его повести и романы, сталкиваешься с событием феноменальным – писатель может сказать обо всем, о чем хочет... если умеет это выразить художественно.
Он «не пережил зиму», но есть его книги. И осталось незанятым его место, потому что он, как никто, стремился осмыслить, постичь возможности одного человека в пределах выпавшего ему времени и места. Осмыслить время, протекающее сквозь всех нас. И еще. Во все времена есть такие личности, которые беспокоят, заставляют на себя оглядываться, кого-то лишая душевного комфорта, кому-то помогая жить.
А для меня...
«...И вот он идет, помахивая портфелем, улыбающийся, бледный, большой, знакомый, нестерпимо старый, с клочками седых волос из-под кроличьей шапки, и спрашивает: «Это ты?» – «Ну да», – говорю я, мы обнимаемся, бредем на бульвар, где-то садимся, Москва окружает нас, как лес. Мы пересекли его. Все остальное не имеет значения».
«Время и место». Конец.