Мужчина опустил гильзу в нагрудный карман пиджака.

– Прошу вас… – сказал Чикин и запнулся, он не знал, о чем попросить убийцу.

Почему– то он с благодарностью вспомнил о жене, о том, что не успел позвонить и поговорить с ней перед смертью. Еще он подумал, что жена не знала, а теперь до конца своих дней не узнает банк и номер счета, на котором он хранил свои сбережения. А если каким-то чудом и узнает, все равно не сможет эти деньги получить, никогда не сможет.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Чикин первое, что пришло в голову. – Я не хочу умирать.

Он вздрогнул, когда почувствовал холод металла на своем затылке. Чтобы сказать последние, может быть, спасительные слова, уже не осталось времени. Чикин закрыл глаза и мгновенно умер. Пуля пробила затылочную кость и вышла из левого глаза. Денисов поднял с пола горячую гильзу и бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Миновав первый марш, он перешагнул через лежавшего на животе поперек площадки человека, заспешил дальше. Под лестницей он нашел плащ, не застегивая, надел его и вышел из особняка той же дорогой через черный ход.

Когда он садился в «Жигули», улица оставалась пустой. Моросил дождь. Перед особняком на тротуаре, на том самом месте, где упала брошенная Сычевым бутылка, топталась старуха в сером плаще. Запрокинув голову кверху и сдвинув за спину раскрытый зонт, она разглядывала разбитое окно на втором этаже.

Телефонный звонок разбудил Мельникова, но он не подумал подняться с кровати и подойти к аппарату. Проснувшись, он посмотрел в окно, но который час определить не смог. Будильник с тумбочки бесследно пропал. Мельников перевернулся на спину и стал считать телефонные звонки: восемь, девять. На двенадцатом он не выдержал.

– Кто-нибудь есть в доме? – крикнул он. – Кто-нибудь возьмет трубку?

Ответом ему было молчание, телефон продолжал надрываться. Мельников сел на кровати, но в эту секунду звонок оборвался. Накануне он лег в постель под утро, когда уже начало светать, лег с твердым намерением выспаться. Но, черт побери, жена и дети куда-то исчезли с самого утра, взять трубку некому, а выспаться так и не удалось. Отбросив одеяло, Мельников спустил ноги с кровати, ступнями нашарил шлепанцы.

Как он мог забыть? Сегодня же первое сентября, жена повела ребят в школу. А он, тоже отец называется, храпел, закрывшись с головой одеялом, даже не встал проводить мальчиков. Эта школа, надо же, совсем из головы вылетела. А жена играла в деликатность, не стала его будить, мол, пусть наш папа спит и видит сны. Мельников ощутил нечто вроде укола совести. А ведь следовало подняться, сказать Петьке и Антону пару напутственных слов. Ладно, этот пробел в воспитательном процессе он восполнит сегодня.

«Что ни говори, – скажет он пацанам за чашкой вечернего чая, – что ни говори, ученье – свет. Это утверждение ещё никто не опроверг. Вот я учился, стремился к знаниям…» Нет, пожалуй, своим примером лучше не оперировать. Лучше подобрать другой, более убедительный и яркий пример. Ополоснув лицо, он снял с крючка полотенце и поспешил в комнату. И тут телефон снова зазвонил. Вежливый мужской голос пожелал Мельникову доброго утра.

– Это Дюков Вячеслав Игоревич, – трубка кашлянула. – Директор завода полимеров.

– А, это вы. Чем обязан?

– Вы просили, – трубка кашлянула. – То есть вы сказали, если мне что-то известно о Ярцеве… Словом, просили меня связаться с вами в этом случае.

– Так-так, что вам стало известно? – Мельников почувствовал, как напряглась его спина.

– Вчера вечером в ресторане я встретил Ярцева и с ним ещё одного человека, незнакомого, – трубка снова кашлянула. – То есть Ярцев ужинал в компании этого незнакомого мужика. А я был там с дамой.

– Спасибо, что позвонили, Вячеслав Игоревич, – горячо поблагодарил Мельников. – Не перевелись ещё у нас сознательные люди. Вы сейчас на месте? Смогу приехать к вам уже через час. Разговор, сами понимаете, не телефонный.

– Лучше бы на нейтральной территории.

– Хорошо, где вам удобно?

– Я думаю, – Дюков замолчал на несколько секунд. Мельников, прижав трубку к уху, слушал какие-то потрескивания и неясные шорохи, будто на другом конце провода перед самой мембраной перелистывают книжные страницы. – Если в сквере на Тверской, на бульваре там памятник какой-то перед зданием ТАСС. Вот в этом сквере.

– Годится, – Мельников уже стоял на ногах. – Через час?

– Лучше бы через полтора, – помялся Дюков.

Мельников появился в сквере на бульваре минут на десять раньше назначенного времени, но Дюков уже сидел на лавочке, поджав под сиденье ноги, и так пристально разглядывал цоколь памятника Тимирязеву, словно увидел на полированной поверхности камня неизвестные послание внеземной цивилизации человечеству, и теперь старался заучить это послание наизусть. Мельников сел рядом и, чтобы обратить на себя внимание, кашлянул. Рукопожатие директора оказалось вялым, безжизненным. Посмотрев на Мельникова, он поднял голову к небу и тяжело вздохнул.