Шрифт:
— Аталык! Ты целый?
Хвала тебе, Всемогущий, Всеведущий! Ведь что Кубати, смелый мой мальчуган. Как он отыскал меня, нарт лучезарный?
— Все мое при мне, парень.
— До копья дотянешься? — Бати опустил вниз конец крепкого древка.
— Нет, коротка палка-выручалка. Даже если прыгать, как собака на плетень, все равно не достать.
— Подожди, — голова парня исчезла.
По звуку мне казалось, что он подтаскивает к краю ямы какой-то тяжелый груз.
— Прижмись к стене, — попросил он меня.
В яму свалился, издавая плаксивые стоны, стражник со связанными руками и кляпом во рту.
— Болет, — снова позвал меня кап. — Лезь к нему на плечи. Заставь эту скотину стоять как следует, — Кубати впервые в жизни позволил себе произнести грубое слово. У
Я встряхнул стражника.
— Сверну шею вот этими двумя пальцами. Понял? Стражник быстро и радостно закивал головой.
Стоял он прочно. С его плеч до древка копья достал я легко. А Кубати вытянул меня из ямы ловчее, чем луковицу из грядки.
Дверь в ограде была разнесена в щепки. Здесь же лежал круглый валун величиной с добрый лошадиный круп. Рядом с камнем — стражник с разбитым черепом: перед этим он, видно, сидел, привалившись к двери.
Я еще раз подивился силе моего воспитанника. Мне бы вряд ли удалось расщепить крепкую дубовую дверь с одного удара, хотя и я сумел бы швырнуть этот камень на расстояние трех-четырех шагов.
Увешанный оружием, Кубати дал мне саблю и мой же кинжал, над украшением которого он трудился в последние дни в мастерской Хилара.
— Как ты меня нашел?
— Халелий сказал.
— Слуга бедного Аслана-паши?
— Он самый. Хотел предупредить обо всем, да не поспел вовремя. Пришел к Хилару, когда все было кончено.
— Что, что?!
— Их было пятеро, — Кубати тяжело, с затаенной болью вздохнул.
Парень торопливо вел меня по окраинным улочкам к какому-то ему одному известному месту.
— Что с Хиларом? — я сильно забеспокоился.
— Мы сражались. Я не сумел его защитить. Он дрался, как лев. — Бати помолчал, переводя дыхание, и совсем уже по-взрослому добавил:
— Мир праху его…
— Аминь… А эти пятеро?
— Все убиты.
Я не стал расспрашивать его о подробностях. Халелий ждал нас с двумя лошадьми на дороге, ведущей к побережью. Налькут тихонько заржал, увидев своего хозяина. Ночная мгла уже рассеялась, уступая место пока еще робкому предутреннему свету.
В седельных сумках были припасы на дорогу, порох и пули. Халелий снял с себя лук и колчан со стрелами. Это оказался мой любимый лук — он, к счастью, лежал у Хилара. Задушевный друг собирался подновить на нем костяную инкрустацию, да так и…
Халелий, ни слова не говоря, протянул мне ружье — ту самую эржибу, которую я подарил когда-то Аслану. Мне хотелось излить на загадочно-мрачноватого татарина поток благодарственных слов, но он не стал слушать. Круто повернувшись, он поспешил в город.
Я недоуменно посмотрел на Кубати.
— Этот Халелий, — сказал он, — жил одно время в Кабарде. Работал у моего отца конюхом. Меня он узнал сразу, когда мы встретились еще в день приезда в Каффу.
Гак почему он молчал все это время?
— Говорит, что длинный язык укорачивает жизнь.
* * *
До Каффы мы добрались быстро и без приключений. Там сразу продали чужую лошадь и попытались отплыть на первом же корабле, повернутом носом к кавказскому берегу. Огромный толстый грек заломил такую цену, что я чуть не схватился за рукоять кинжала. У нас не было и пятой доли таких денег. Торчать хоть один лишний час на берегу — означало рисковать жизнью. В любое мгновение могла прискакать из Бахчисарая целая орда посланных в погоню стражников.
Жадный кормчий уже поднялся по трапу на борт, чтобы дать приказ к отплытию, как вдруг к нему подошел стоявший на палубе молодой невысокого роста человек в черной черкеске и высокой шапке из черного каракуля. До сих пор, я заметил, он с любопытством наблюдал за нашими препирательствами с толстым греком, а теперь что-то говорил этому борову на ухо. Кормчий удовлетворенно хмыкнул и сделал нам знак рукой.
Молодой человек приветливо улыбнулся:
Поднимайтесь, земляки, на это благословленное аллахом корыто. Я уговорил нашего щедрого хозяина согласиться на ту плату, которую вы ему предлагали.