– И-и-и? – Практически видно, как пухлые губы Аллочки растягиваются в торжествующей улыбке. С чего бы это?

– И поползу домой усталой черепахой.

– Домой? – Голос подруги удивленно дрогнул.

– Ну да. А что, есть предложения? Твои отправились в школу и на работу на неделю?

– Нет, конечно. Просто… – Аллочка растерянно замолчала.

– Что? Что просто? – Вот ведь придурок на «Ауди». Ну что семафорить? Еще и гудит, козел! Не видит, что ли, справа фуры сплошняком идут, под них лезть? Спешит он, понимаете ли. Ничего, подождешь, вот теперь назло пропускать не стану.

– А вчера ты чем занималась?

– На работе была. И вообще, Ал, я за рулем.

Подруга, пропустив последнее мимо ушей, продолжила как ни в чем не бывало:

– А после работы?

– Да ничего особенного! – Миле наконец удалось уступить дорогу бешеной «Ауди». – К Людмиле Петровне ездила.

– А-а-а. – Алкин голос вмиг поскучнел. – Понятно. А потом горячий чай, теплые носки и красный нос от пролитых слез. И спать, спать, спать.

– Ал, ну а ты как хотела? – Разговор стал нервным, и Мила даже остановилась на обочине.

– А я хотела праздника. Можно ведь позволить себе. Двадцать лет прошло.

– Знаю, – легко согласилась Мила. – Просто нет настроения.

– А надо создавать. Вот давай: решаемся, зажмуриваемся и вперед. Ты задвигаешь работу, я – семью, низкий старт, и зависаем в каком-нибудь барчике.

– Представляю, что скажет Лешик. – Аллочкин муж был образец спокойствия, но даже ему не могли нравиться вечерние прогулки жены по сомнительным заведениям.

– За тебя, дуру, порадуется.

– Ладно, Алка, договорились. Освобожусь – позвоню.

– Нет-нет-нет. Будто первый день знакомы. Позвонишь в десять вечера, скажешь «устала как собака» и усвистишь в свою кроватку. Задвигать так задвигать. Жду тебя в восемь на Тверской в центре зала.

– Вообще-то я на машине.

– У вас там парковка бесплатная в офисе, пользуйся.

– Ал, в восемь я не…

– Пятница – короткий день, – отрезала трубка и запищала короткими гудками, но тут же, зазвонив снова, спросила: – Ты вообще почту смотришь?

– Конечно! – Алка – фейерверк. Неизвестно, что придет в ее голову в следующую секунду. И как только Лешик выдерживает? Уметь надо приручить этот смерч, сметающий все на своем пути. Вот уж действительно доказательство тому, что противоположности сходятся. Лешка – такой спокойный, рассудительный, обстоятельный. И вечно находящаяся в поиске Аллочка. Хорошо хоть в личной жизни она сохраняла видимость штиля. Мила часто ее ругала:

– Будь у меня такой муж, я бы на сторону и не смотрела.

– Ты определённо. – Алка заливисто хохотала. – Вы же два сапога пара. Всё по полочкам, всё по плану. Все определено и понятно. Помнишь, как в том фильме: «…Сначала на холодильник копить будут, потом на стиральную машину, потом телевизор купят».

– И что в этом плохого?

– Тоска. Скукотища – по проложенной колее ехать.

– И ты временами съезжаешь? – Мила намекала на Алкину супружескую неверность.

– Нет. – Алка хитро улыбалась. – Я торможу на полустанках.

– Жалко мне Лешика, не заслужил он, – вздыхала Мила.

Алексей был действительно очень приятным, цельным и порядочным человеком. Недостаток, по мнению Милы, имелся у него только один: он безоглядно обожал свою взбалмошную жену, по всем статьям недостойную такого принца. Она и в лицо Алке не стеснялась это высказывать. Та только удивлялась:

– Как это недостойная? Двоих детей родила? Красоту сохранила? В компаниях его украшаю, дом веду. Ужин всегда готов, рубашечки отглажены, быт налажен без всякого его участия. Имею право и пошалить на стороне.

– Не имеешь!

– Милка, ты как карга старая. Ну сама подумай, сяду я сиднем без идей и романов. Захирею ведь, на развод подам. Очень от этого Лешик счастлив будет?

– А от измен твоих он просто в восторге!

– Ты дура, что ли? Он же не знает.

– Блажен, кто верует.

– Мил, он не знает. Уж кто-кто, а ты могла бы это и понимать.

Здесь разговор всегда обрывался. Мила обижалась, скомканно прощалась и проваливалась в воспоминания, иногда даже позволяя себе похандрить и пошмыгать носом. О том, что образец культуры и порядочности, ее жених Гена Жигалкин, оказался отъявленным ловеласом, она узнала последней. Узнала после его смерти, как раз на похоронах. Гена разбился на мотоцикле за месяц до уже назначенной свадьбы, и хоронить его пришла такая череда девиц, что даже убитая горем Мила не могла не обратить на это внимание. И понеслось.

– Я буду скучать, дорогой. – Прелестная блондинка в узком платье с чересчур глубоким декольте.

– Спасибо тебе за чудесные вечера. – Молоденькая шатенка с роскошными волнистыми волосами, перехваченными черной атласной лентой. Красотка наклоняется над гробом, и волосы чиркают по лицу покойного. Мила отшатывается, будто ее полоснули пощечиной.

– Если бы я только знала, ни за что не пустила бы. Ведь Геночка тогда от меня ехал. – Ничем не примечательная брюнетка с красными от слез глазами. – А он все домой, домой. – И злобный взгляд в сторону Милы.