– Да брось. Ты же сама разнервничалась и хочешь домой.

– Ладно. – Алка улыбнулась тепло, по-домашнему, как улыбается добропорядочная мать семейства. – Пойду лечить. Только с тобой мы еще не все решили. Завтра герой твоего романа будет по этому адресу часов в десять утра, – Алка начирикала на салфетке улицу и номер дома. – Пойдешь, поглазеешь. Понравится – будем знакомиться. Нет – значит, нет.

– Погоди-погоди! Как это «поглазеешь»? Я что, к незнакомым людям попрусь?

– Мил, глаза разуй. Тут квартиры нет, он во дворе там будет, уж как-нибудь узнаешь по фотке.

– А откуда ты знаешь, что он там будет?

– Лешка для меня у Лизы узнал, – невинно сообщила Аллочка.

– Фу, гадость какая! Не пойду я никуда! Еще и у жены спрашивают, где застать мужа, чтобы увести.

– Нельзя увести того, кто не хочет быть уведенным, – резонно заметила подруга и добавила, грозно сведя брови: – Пойдешь! Ты мне обещала! Ладно, все, побежала. Хотелось бы врача застать, а то перепутают все, забудут, разбирайся потом. – Алла побежала к выходу, но через несколько шагов обернулась: – И без фокусов мне! Без стонов «хотелось поспать» или «да что я как дура глазеть буду». Глазей как умная. Погоду, кстати, завтра хорошую обещают. Пойдешь! Поняла?

Мила кивнула. Против танка переть сложно. А против танка по имени Алка просто невозможно.

Танк стремительно упорхнул. Мила осталась в полной растерянности. Дала дурацкое обещание. Не выполнить теперь характер не позволит, а выполнять тошно. Куда-то ехать, за кем-то подсматривать. Главное, неизвестно за кем. Ведь ничего не спросила. Ни чем занимается, ни где живет, ни как зовут, наконец! Хотя, если он ей не понравится, какая разница, что у него за имя. А если понравится, так тем более.

– Заказывать что-нибудь будете? – Официант рассматривал Милу с плохо скрываемым раздражением. Пришла, понимаешь, в прайм-тайм, заняла столик и сидит сиднем с пустой тарелкой. Мила внезапно почувствовала сильнейший приступ голода. Такое часто случается, когда сильно нервничаешь, или очень чего-то ждешь, или хочешь вкусной пищей заесть свою неустроенную судьбу. В Милином случае все три «или» звучали в унисон.

– Салат «Оливье», жульен и бараньи ребрышки.

– Без гарнира? – Тон официанта мгновенно стал почтительным.

– С картошкой.

– Отварная?

– Жареная. С луком. – К черту диету!

– Десерт?

Ох, ну это точно будет перебор, но Мила улыбается и отвечает:

– Возможно, позже.

– Что будете пить?

– Чай. – Нет, после него не уснешь. Так и буду всю ночь лежать и представлять характер этого злосчастного снимка. – Лучше кофе без кофеина. – И ничего не лучше. Цвет лица землистый, на зубах темный налет. Дался ей этот кофе. – Давайте просто воды без газа.

– Может быть, бокал вина?

Мила смотрит на официанта с таким удивлением, словно тот предлагает ей нечто кощунственное. Она качает головой и спешит ответить:

– Нет-нет, завтра с утра я должна быть абсолютно трезвой.

– Но от бокала…

– Абсолютно, понимаете?

По глазам очевидно – не понимает. Ну и не надо. Мила и сама до конца не понимает всего.

Конечно, он позвонил. Приманка сработала. Еще бы! Шура – знатный рыбак.

– Думаю, вашей матушке можно попробовать помочь.

– Отличная новость, доктор! Я вам так благодарна. – Конечно, новость просто замечательная, но, надеюсь, ты не только за этим мне звонишь.

– Потребуется время, терпение и деньги. Александра… э-э-э…

– Можно просто Шура.

– Немалые деньги, Шура. Не думаю, что научные сотрудники располагают такими средствами.

– Это не проблема. Мне есть что продать. – Уже давно решила: если появится хоть один шанс вытащить маму, продаст квартиру, не задумываясь. Конечно, потом несладко будет все время куковать втроем на малой пощади, но лучше уж втроем, чем вдвоем с сыночком в хоромах.

– Хорошо. Тогда я буду готовить ее к операции.

– Понимаю. – И это все? И никаких вопросов о лекциях? Никакой просьбы о встрече?

– Про лекции с утра вы говорили серьезно?

Ну наконец-то!

– Вполне!

– С кем надо обсуждать возможность проведения?

– А, собственно, и обсуждать нечего. У нас почтут за честь…

– Кроме вашей чести, Шура, есть еще мой гонорар, время проведения и количество лекций. Мы можем с вами обо всем этом договориться?

А он противный. И едкий. И надменный даже. Конечно, Шура нуждается в нем гораздо больше, чем он в ней, но зачем подчеркивать ее ничтожность? Микробиолог – это, между прочим, человек, а не какая-нибудь там бактерия. Хотя сейчас Шура чувствует себя именно никчемной амебой. Инфузорией такой, которая только и может, что спрятаться в свою туфельку. А договариваться о гонорарах – куда уж ей!