Примеров сколько угодно. Те времена, когда бабушка и внучка были одной командой, давно ушли. Конечно, Дина бабушку обожает, да и та во внучке души не чает, все ее обиды и упреки исключительно от переживаний. Дина все понимает, но не может избавиться от усталости из-за этих упреков. Конечно, она давно выросла. Ей хочется самостоятельности, а бабушка слишком ответственна, чтобы приподнять крыло и выпустить пташку. Раньше бабушка была безусловным авторитетом. Дина и сейчас не сомневается в том, что ей досталось лучшее воспитание. Ее одноклассницы уже и замуж сбегать успели, и развестись не по одному разу, и детей нарожали, а интересы у них остались как в школе: что, где, почем и как провести выходные. Последнее предполагает только варианты прогулок по паркам или торговым центрам. Ну, иногда, может быть, в зоопарк детишек сводят или в цирк поразвлечься. Вся жизнь – одно веселье, и никакого интеллектуального развития. Скучная жизнь, серая. А у Дины, хоть и одинокая, зато насыщенная. Она то на фотовыставке, то в галерее, то в консерватории. Вместо сериалов балеты смотрит по каналу «Культура», а вместо журналов о звездах читает классику. И еще говорят, жизнь у нее пустая. Что за ерунда. Это у них бульон, а у нее гуща событий. И все это сделала бабушка. Уберегла от танцулек, тусовок, клубных вечеринок и дурных компаний. Дина, правда, была покладистая. Она и сама старалась уберечься. Как цветок, впитывала все то, чем ее поливали с детства: хорошая литература, манеры, музыка, живопись, архитектура. Искусство – смысл жизни. А пьянки, гулянки, вечеринки, алкоголь и обжимания по подъездам к искусству отношения не имели и проплыли мимо Дины, не захлестнув волной. Даже брызгами не обдали. Думать надо было не о мальчиках, а об учебе. И мечтать не о Генке из соседнего подъезда, а о романтике под алыми парусами. Не полагалось краситься, носить мини-юбки и вообще заботиться о внешности. Внешнее – показное, а настоящее, нужное, цельное только внутри. Для Дины все эти установки были неоспоримыми догмами. И лишь в последнее время она начала сбиваться с пути. Бабушка и сама подталкивала ее к этому своими рассуждениями о странном и непонятном мире, в котором не ценятся важные вещи.

– У тебя такая душа! – восклицала она, глядя на внучку, и добавляла, разводя руками: – Не понимаю!

Не понимала она мужчин, которые проходили мимо, даже не пытаясь познакомиться. Не понимала и Дину, которой эти знакомства казались ненужными.

– У нас все было просто, – говорила бабушка. – И у нас с дедом, и у твоих родителей. Встретились, влюбились, поженились. Сразу как-то друг к другу приладились, из одного теста были испечены. Неужели интеллигент весь повывелся, а, Динуля? Ведь в приличном месте работаешь. И умная, и образованная, и добрая. Куда только мужчины смотрят?

Дина тоже удивлялась. Удивлялась долго и искренне. Просто считала, что не судьба, что еще не встретила, не нашла, не разглядела. Но чем дальше продолжалась жизнь, чем больше вращалась Дина в обществе, тем яснее понимала:

– На внешность они смотрят, бабуль.

– Вот еще! – сразу хмурилась та. – С лица воду не пить. Вон мать красавица была. А толку? И потом, ты что, урод какой?

Уродом Дина, конечно, не была, но и красавицей ее никак нельзя было назвать. А теперь еще и фигура поплывшая, и седина в волосах, и взгляд потухший. Какому мужчине такое понравится? Разве что сказочному. Хотя и ему навряд ли. Принцы из сказок сплошь все влюблялись в красавиц. Что-то нигде не написано: «Она была дурнушкой, но он любил ее всем сердцем». Вот девушки чудовищ любили, а чтобы наоборот… Дина не чудовище, но полюбить ее с первого взгляда нельзя. Можно только как в фильме «Влюблен по собственному желанию». Да и там ведь героиня не просто бьет интеллектом, она и худеть начинает, и хвостик свой распускает дурацкий, и реснички подкрашивает.

– Ба, – вопросы понимания Дина решает оставить без комментариев, – а у тебя есть хна?

– Чего?

– Ну, эта штука для волос красящая.

– И отродясь не было. – Бабушка задирает нос и выпячивает грудь вперед. – Я тебе сто раз говорила, что благородную седину скрывать нечего.

Дина разглядывает бабушку. У той даже к восьмидесяти годам сохранились и стать, и воля, и следы былой красоты. Бабушка не красит ногтей, губ, и волос, но от всего ее облика веет гордостью и каким-то врожденным стилем. А вот Дине этого, увы, не передалось. Нет в ней ни уверенности, ни умения себя подать. И седина у нее не благородная, а крысиная.

– Бабуль, это не тебе, а мне надо покраситься.

– Тебе что? – Бабушка смотрит на внучку удивленной молчаливой рыбой, беспомощно открывая и закрывая рот.

– Да, надо. И не стоит сейчас говорить о красоте души. Давай вспомним Чехова. «В человеке все должно быть прекрасно…» Или Пушкина. Как там? «Быть можно дельным человеком…»

– Дина! – Бабушка придает голосу особую торжественность. Она встает из-за стола, опираясь на трость, и теперь нависает над внучкой мощной скалой. Бабушка тоже отнюдь не худенькая и, поднявшись, заполняет собой все пространство маленькой кухни. – Либо ты все, все мне рассказываешь, либо я тебе не помощник.

– Ладно, – сдается Дина. – Я кое с кем познакомилась, и послезавтра будет что-то вроде свидания.

– Свидание? – радостный всплеск рук. Бабушка почти плюхается назад на стул и, даже не заметив, как он скрипнул и пошатнулся, радостно ждет продолжения.

– Ну, не совсем. Просто мы снова увидимся, и мне бы хотелось хорошо выглядеть.

– Возьми мою шаль. Ту, павловопосадскую. Повяжешь на пальто – будешь нарядно смотреться.

– Мне бы покраситься. – Дине кажется, что она не говорит, а блеет.

– Еще небось и рожу намазать хочешь? – Дина вздрагивает. Услышать от интеллигентнейшей бабушки ругательство можно только в двух случаях. Либо она доведена до крайней степени злости (это и случалось-то за всю жизнь раза три), либо пребывает в эйфории, с которой не может совладать. В мечтах бабушка наверняка уже выдает Дину замуж и нянчится с правнуками. Логично. В кого же тогда Дина со своей манерой улетать из реальности в дальние дали собственных грез? Но бабушка не собирается довольствоваться мечтами, она готова на все, чтобы воплотить их в жизнь. Пусть даже для этого придется поступиться своими контркосметическими принципами. – Ладно, чего не сделаешь ради твоего счастья. Есть тут у меня телефончик. Думала, и не сгодится никогда. Пару месяцев назад, представляешь, с Лидией Антоновной из соседнего подъезда разговорились (на лавочке вместе сидели). То да се. Про погоду, про болячки, про политику, конечно. И таким, знаешь, она приятным собеседником оказалась. Вот чувствую, мой человек. Слышно по речи: умная, образованная, спокойная. И, представляешь, троих детей воспитала. Муж уже двадцать лет назад умер, но дети ее не забывают. И внуки навещают. Я, правда, чаще других только одного вижу. Симпатичный, лет тридцати пяти. Постоянно в джинсиках бегает, и волосы ежиком, но я же понимаю, нынче мода такая. Я вот и спросила:

– Чем ваши дети, внуки занимаются, Лидия Антоновна?

Очевидно ведь, что у такого человека должен быть полный порядок. Так и оказалось. Дочери преподают в художественном училище, обе в свое время Строгановку закончили, а сын – архитектор. Да и внуки не подкачали. Младший на врача учится, средняя книги пишет.

– Писательница?!

– Да нет, историк. Учебники вот выпускает.

– А к вам, наверное, старший чаще других забегает? – спрашиваю.

– Да, – отвечает, – любимец мой, Антошенька. Самый рукастый, самый головастый из всех.