Ахмед указал, куда мне нужно идти.

– Всё, беги. Я надеюсь, что у тебя получится! – он посмотрел мне в глаза. – Удачи тебе, София, и пусть Аллах сохранит тебе жизнь!

Он скрылся в лесу, а я на полусогнутых ногах, хватаясь за ветки деревьев, отправилась в путь.

Солнце нещадно пекло. Как и сказал Ахмед, я пошла через пустыню. Уже на третий день у меня не осталось ни еды, ни воды. Вокруг тишина, солнце, песок и ветер. Губы пересохли и потрескались, отчего сильно болели. Очень хотелось пить. Я еле шла, постоянно падая, поднимаясь и снова падая. Ночью в пустыне очень холодно. Просто до ужаса холодно. Стали одолевать видения и кошмары. Я видела маму, отца, братьев. Все они говорили мне: «Кэтрин, вставай, иди, борись!» Но я не могла, ни идти, ни двигаться – ничего. Мне кажется, я схожу с ума. Сколько дней я иду по пустыне? Два, пять? Счёт времени потерян. Реальности нет. Сил нет. Абсолютное истощение и обезвоживание. Сбежать из плена, чтобы потом умереть в пустыне?

Темнота медленно окутала мой разум.

– Посмотри она живая? – говорит кто-то по-арабски.

– Живая. Без сознания!

– Давай положим её в телегу.

Я приоткрыла глаза: пожилой мужчина поднял меня с песка и положил на что-то твёрдое и качающееся. Потом что-то резко крикнул на арабском языке, и мы тронулись с места. Я снова провалилась во тьму.

Я приподняла голову и осмотрелась. Я лежала на повозке, которую тянула худощавая корова. Я попыталась встать, но сил не было даже приподняться. Я зашевелилась – корова занервничала и стала перебирать ногами. Мужчина, стоявший недалеко, повернулся и подошёл ко мне. Он заговорил на арабском языке.

– Как ты себя чувствуешь? Говоришь по-арабски?

– Да, немного. Хочется пить, – я еле могла двигать губами. Они просто пересохли, и при малейшем движении начинала сочиться кровь.

– Воды очень мало. Сделай пару глотков, – он протянул мне фляжку. Живительная влага слегка смочила горло. Я закашляла и отдала ему воду.

– Кто вы?

– Это моя семья, – он отошёл в сторону, и передо мной встала худощавая женщина с грудным ребёнком на руках, справа от неё стояло трое детей: две девочки и мальчик лет десяти. Возле мужчины стоял паренёк лет пятнадцати. – Мы бежим в Кению, в лагерь Дадааб. Наш дом стал для нас чужим. Война разрушила нашу страну.

Я попыталась встать. Мальчишка помог мне слезть с повозки. Я еле держалась на ногах.

– Как ты оказалась в пустыне? Ты была в плену? Ты просто ужасно выглядишь.

– Как далеко до Дадааба? – я попыталась удержаться на ногах.

– Несколько дней. Мы уже перешли границу.

Я огляделась. Песок. Вокруг песок. Солнце припекало.

– Ты была без сознания несколько дней! Я думал, ты не выживешь. Твоё тело, оно всё изранено, а на лицо страшно смотреть.

Паренёк заглянул мне в глаза. Я ничего не ответила. Тело было обессилено. Обезвожено и истощено. Я отвела взгляд в сторону и посмотрела. Вокруг ничего, только ветер и бесконечная пустыня.

– Нужно идти. У нас закончилась еда и вода, – сказал мужчина по-арабски.

Собрав последние силы, я двинулась за ними.

Я до сих пор до конца не осознавала, что происходит. Такое чувство, как будто ты падал и на половине пути остановился, завис, замер. Мозг отключился, свет погас. Всё, ступор. Что происходит? Где я? Что со мной? Кто я? Голова вообще пуста. Боль? Я не осознаю её. Я вообще ничего не понимаю.

На третий день после того как я очнулась в телеге, совершенно обессиленная, я упала посреди пустыни. Сквозь темноту я слышала, как они громко говорили: «Дадааб! Дадааб!» Я уже не воспринимала реальность. Просто вокруг тишина и темнота.

Яркое солнце жгло. Губы трескались, и из них шла кровь при малейшем движении. Я открыла глаза. Я лежала на повозке, которая почти не двигалась. Собрав последние силы, я приподняла голову. Вокруг царил хаос. Мы приближались к лагерю для беженцев. Везде люди. Худые, грязные. В глазах печаль, скорбь, боль, отчаянье и надежда. Надежда на новую жизнь. Я снова опустила голову и закрыла глаза.

Открыв их, я поняла, что мы уже никуда не едем. Вокруг шумно и беспокойно. Плач, рёв, крик, разговоры. Я попыталась поднять голову, но сил на это не было. Я огляделась. Я лежала на деревянной кровати, застеленной почти чистой серой простынёй и прикрытой одеялом. В левую руку капала система. Голова кружилась и гудела. Вокруг летали звёздочки и жутко тошнило. Бросало то в жар, то в холод. Я снова провалилась куда-то в темноту.

Тишина. Ни звука. Я открыла глаза от поразительной тишины. Подняла голову. Я всё там же, лежу на кровати с системой. Темно, ночь. Рядом посапывают малыши, женщины, старики. Вдали на столике тлеет свеча и сидит девушка в белом костюме. Я попыталась встать. В горле пересохло. Очень хотелось пить. До дрожи. Вытащив иглу из вены, я зажала руку и направилась к девушке, еле-еле переставляя ноги.

– О Боже, вам нельзя вставать! – девушка быстро схватила меня под руку и усадила на своё место.

– Пить, – губы еле шевелились.

– Вам нельзя много пить: организм сильно истощён. Я вам дам немного, сделаете пару глотков и все, – она протянула стакан, на четверть заполненным теплой водой.

Мне кажется ничего вкуснее я не пила в своей жизни.

– Где я? – я вернула ей стакан.

– Вы в Дадаабе, в лагере для беженцев Дагахали. Сомалийская семья привезла вас сюда и передала нам, вы были почти при смерти, поэтому вас сразу взяли в больницу, если бы не они, вы бы сейчас томились в очереди, как и все, и неизвестно дождались бы вообще или нет. Люди по нескольку месяцев стоят в очереди, чтобы получить питание и лечение. Война заставила бежать всех сюда, – она вздохнула.