Затем механик Савушкин немедленно давал задний ход. Они буквально слетали с пригорка, а вслед неслись снаряды «стопяток». Прямых попаданий в самоходку пока удавалось избежать. Осколки лязгали по броне, взлетала земля, ударяя крупными комьями по крыше и бортам рубки.

Кажется, очередным снарядом они угодили в гаубицу. Орудийный капонир развалило, там что-то горело, вспыхивал от огня порох в гильзах. Лишние секунды остановки, чтобы осмотреться, едва не закончились плачевно. Фугас весом пятнадцать килограммов взорвался, отрикошетив от брони на расстоянии метра.

Удар был сокрушительный. Только девять сантиметров брони смогли выдержать напор взрывной волны, встряхнувшей машину. Несколько крупных осколков и донышко снаряда сплющились о броневую плиту, оставив глубокие вмятины.

Никто из экипажа не удержался от сильного толчка на своих местах, людей раскидало внутри рубки. Заряжающий Вася Манихин приложился лицом к резиновому коврику, наводчик Коля Марфин ворочался возле орудия и безуспешно пытался встать, из носа и ушей текла кровь.

Чистяков разбил локоть и почти оглох. Не слыша собственного голоса, кричал радисту Линькову, испуганно сжавшемуся в комок:

— Очнись, Валентин!

— Я… я ничего.

В глазах парня отражался еще не прошедший страх. Наверное, он думал, что им всем пришел конец. Зашевелился, двинул рычагами механик Савушкин.

— Слушай, командир, мы ведь допрыгаемся. Думаешь, эти гаубицы против нас игрушки? Если бы снаряд взорвался на броне…

— Помолчи, Михаил, — перебил его Чистяков. — Не с тобой разговаривают. Валентин, свяжись с Воробьевым, пусть прекращает огонь. Василий, сколько у нас снарядов осталось?

— Восемь или девять, — шепелявил разбитыми губами Василий Манихин. — Быстрее бы их выпустить. Прикончат нас к чертям эти гаубицы. Ну, ей-богу, к чему лоб под фугасы подставлять?

— Дожидайся! — снова подал голос Савушкин. — У нас капитан упрямый, у Воробья снаряды заберем. Война до победного конца.

Чистяков хотел осадить старшину, но смолчал. Люди за сутки боев видели, как гибнут экипажи и машины, а последний снаряд мог прикончить их всех.

В эти минуты впереди усилилась стрельба. Никита Зосимов подбежал к самоходке и крикнул:

— Товарищ капитан, танкисты с фланга ударили. И десантники атакуют.

Он вопросительно смотрел на Чистякова, пальцы нетерпеливо теребили ремень автомата.

— Помочь бы им…

Капитан поймал себя на мысли, что он тоже, как и его экипаж, надломлен. Страх смерти в таких ситуациях присутствует всегда, его можно только пересилить. Чистяков через силу улыбался и отдавал команды. Хотя улыбка его больше напоминала гримасу, сказывалась контузия и попадание снаряда, едва не угробившего весь экипаж.

— Никита, сажай отделение на броню. Михаил, двигай вперед, на подмогу танкистам. Веселей, ребята, самое страшное позади.

После гибели сержанта получилось так, что во главе отделения встал бывший военнопленный Зосимов. Может, потому что был старше других и разворотливей.

Чистяков не догадался спросить у Василия Манихина, заряжено ли орудие. Увидел, тот стоит наготове с гильзой, чтобы вставить новый заряд. Значит, «шестидюймовка» готова к бою.

— Эх, Васька, золотой ты парень. Доживем до победы, ей-богу, доживем!

— Он золотой, я серебряный, — бормотал старшина Савушкин, выводя машину из укрытия. — Цены нам нет.

На склоне холма царила неразбериха. Три танка и рота десантников уже вклинились в немецкие позиции, там шел бой. Чистяков поймал в прицел один из капониров и со второго выстрела накрыл гаубицу.

— Не комбат, а шнайпер, — шепелявил Манихин, ловко выкидывая стреляную гильзу и заряжая орудие. — Готово!

Целиться было трудно. Капитан никак не мог отыскать следующую цель. Десантники волной захлестнули позиции гаубичного дивизиона, там шла рукопашная схватка с артиллеристами.

Когда «зверобой» Чистякова спустился вниз, бой уже заканчивался. Почти все гаубицы были смяты или разбиты, вокруг лежали тела немецких артиллеристов. Они дрались до последнего, доказывая лишний раз, что победа обойдется дорого.

Если капитан со своей группой добился успеха и готовился к следующему броску, то у танкового комбата Рябухина и батареи «зверобоев» Тырсина дела шли неважно. Майор не рискнул разделять основную часть бронетехники и послал на помощь Ерофееву лишь самоходку Павла Рогожкина и одну «тридцатьчетверку».

С оставшимися машинами майор Рябухин снова предпринял атаку. До конца не продуманную, обреченную с самого начала на провал, так как атаку повторяли на том же месте.

Молодой самолюбивый комбат не захотел тащиться в хвосте какого-то старшего лейтенанта. Ерофеев якобы вышел в тыл, но просил подмоги. Значит, у него дела шли не так успешно. Между тем где-то неподалеку наступала группа Чистякова.