Шрифт:
Что я мог на это ответить?
– Ночью, стоит мне уснуть, я вижу лица других крыс. Они все мертвы, а дела их лежат в шкафу. Через две недели после первой серии он трахнул меня прямо на каталке. Просто так, чтобы «проверить рефлексы». Все мечтали, чтобы он их трахнул. В этом была хоть какая-то надежда на то, что ты уцелеешь. Но я-то знала, что это не так. Трах был для него таким же делом, как надрез скальпелем или инъекция. Он «искал линию» – так он называл ту цепочку реакций, которая ведет к полному контролю над сознанием и поведением. Он хотел знать, где у крыс кнопка, – и ради этого он перепробовал все. Однажды в туалете меня попыталась избить крыса – она спала с ним до меня и думала, что я отнимаю у нее шансы на жизнь. Я сунула ее головой в унитаз не потому, что злилась, а потому, что таковы были правила ее игры. Я умею играть по любым правилам. Поэтому я жива, а от них остались только пронумерованные дела. Впрочем, моя папка тоже там.
Аида замолчала, клацнув зубами. Усилием воли она сдерживала все нарастающую дрожь, хотя колени ее уже тряслись с такой силой, что ей пришлось обхватить их руками.
– Не бойся, мы выйдем отсюда. Я дам тебе денег, сколько хочешь, и ты станешь свободна. Ты уедешь далеко, в Латинскую Америку или в Индонезию – там тебя никто никогда не найдет. Ты станешь свободна. Только потерпи еще чуть-чуть. Мы должны выбраться отсюда, но, если ты перекинешься, нам не уйти.
– В-в-возьми с с-собой к-компьютер. Т-там м-может быть в-все… – зубы ее уже стучали так, что она с трудом говорила. – Д-давай, в-в-встав-в-вай… – она уже почти лаяла, превозмогая боль.
Но я не встал. Я поднял ее и перетащил к себе на колени. Она весила как ребенок. Я положил ее голову к себе на плечо и прижал к себе. Ее трясло с такой силой, что дрожь передавалась и мне. От ее пота сразу промокла моя рубашка.
– Тихо, девочка, тихо. Все прошло. Он умер. А ты будешь жить. Ты отпустишь его на свободу, и он уйдет из тебя навсегда. Ты свободна, Аида, ты свободна.
Я гладил ее по голове и нес какую-то чушь, желая только одного – чтобы боль, сотрясавшая ее тело, ушла. Она кусала губы, стискивала кулаки и тряслась. Она больше не говорила ни слова. Ад, живущий внутри нее, больше не открывал дверей. От воды, которую она теряла, промокла одежда. Я не знаю, сколько минут прошло. Воздух становился все тяжелее, а я – все спокойнее. В конце концов, если я и не заслужил смерти, то жизни тоже как-то не заработал. Мне хотелось только спасти ее – вынести к свету, чтобы морщинки возле ее детского рта разгладились, а глаза ожили. Я чувствовал, что смерть живет в Аиде, и мне хотелось прогнать ее, уничтожить, растопить. Но я не мог этого сделать: я не умел. Я закрыл глаза и, прижав девушку к себе, приготовился умирать. Она забылась – тремор прекратился, руки расслабились. Я сидел и думал, что смерть животного похожа на сон. Нет ни ужаса, ни боли, ни страха перед вечностью. Теплое небытие – конец боли и страха, а подобная пару душа просто развеется по воздуху.
– Вставай, засранец! – удар кулака под ребра вывел меня из забытья. Я открыл глаза и увидел Аиду, которая смотрела на меня:
– Вставай, мне кажется, я знаю, где генератор. Нужно отодвинуть стол.
Я тупо поднялся и подвинул стол. Аида нырнула в щель.
– Ты понимаешь в генераторах?
– Нет.
– Тогда я жму, на что хочу. И она нажала.
Что-то заурчало, зашумело и зажужжало. В комнате запахло дымом и жженым пластиком, но это был воздух, шедший извне.
– Надо убираться отсюда. Его хватит от силы часа на три. Ищи компьютер, флэшки, диски – все, что можно унести. Бумаги не бери.
Сама Аида уже методично шарила по шкафам, швыряя на пол папки, книги, журналы.
Я подошел к стенному шкафу с металлическими дверцами, в одной из которых торчал ключ, и открыл его.
Внутри корешок к корешку стояли книги. Я вытаскивал их, проглядывал и швырял на пол. Мысли мои блуждали где-то далеко, и чем дальше, тем больше я не сомневался в том, что мы здесь ничего найдем. Отец был кто угодно, но не дурак. И если он хотел что-то спрятать, то не совал бы это между книжками. А с другой стороны, от кого ему было прятаться здесь? Паранойя.
– Да, забыла рассказать. В туалете тоже была камера, и потом он показал мне, как я макаю свою подружку в унитаз.
Я обернулся.
Аида держала в руках одну из папок и смотрела на нее.
Я взял у нее эту папку и принялся рвать исписанные страницы с фотографиями и подписями. Я старался не смотреть на исполосованное тело, результаты УЗИ, графики и выбритый детский череп с нанесенными на него фломастером точками.
– Там могут быть схемы.
– Насрать.
Я рвал страницы, несмотря на порезы и боль в пальцах. Я рвал их до тех пор, пока в руках у меня не осталась пустая папка, а пол не оказался усеянным обрывками бумаги.
Аида взяла у меня пустые корочки и положила в шкаф.
– Ты теперь Верховный Магистр Гильдии Крысоловов. Но ты ничего не изменишь. Ищи символ власти – при мне твой отец надевал его только на церемонии.
– Почему отец спал с крысами?
– Он знал, что, только соединив несоединимое, можно найти кнопку. Соединив верх и низ, можно получить ключ. «Что вверху, то и внизу». А может, ему просто нравилось спать с нами.
– Он что, философский камень искал?
– Он искал преобразователь – лестницу, по которой можно подняться до человека и опуститься до зверя. Он искал проводник, который соединит два мира и позволит им слиться. Он не искал власти крысоловов над крысами. Он искал способ уничтожить и тех и других через превращение их в новую тварь. Он искал путь.
– Дао?
– Или инопланетян, – Аида посмотрела на меня, и в ее глазах я увидел сожаление. «Мне очень жаль, – говорили ее глаза, – мне очень жаль, что ты сын своего отца и своей матери. Мне очень жаль». И тогда ненависть к тем, кто зачал меня, впервые прорвалась во мне, как нарыв.
Я отвернулся, не желая, чтобы она видела мое лицо. Я снял с полки очередную книжку и раскрыл ее. Между страницами лежала фотография женщины, и я узнал свою мать. Женщина смотрела на меня. Ее волосы были расчесаны на пробор, а в пряди вплетены какие-то дерьмовые фенечки. Она была молода и горда собой. У нее не было морщин и горьких складок, а широко распахнутые глаза излучали саму жизнь. Я перевернул фотографию. «19**, 7 мая» – было написано на обороте.