Зажав папку под мышкой, я подошла к столу.

– Senorita Franco… imprim'ir la lista de invitados… – начала я.

– !Corte! – Стоп!

Гавиота сморщила свой воробьиный носик и прижала ладонь ко лбу. Очевидно, я совершила ошибку. Но в чем?

Ко мне подошел лысый человек с усами и объяснил мне, что я сделала не так. Я не выдержала паузу, где было нужно, и помешала Гавиоте произнести свою реплику.

— Три, два, один… Мотор!

– Senorita Franco…

Пауза. Затем реплика Гавиоты: «Дороти, если позвонит сеньор Монтальво, не принимайте его… ни за что на свете… Даже если он скажет, что собирается покончить с собой».

Так, еще одна пауза, изображаем сочувствие, и… сердце у меня заколотилось с такой силой, что я больше ничего вокруг не слышала.

– Imprim'ir la lista… – Кого? Список кого? Что за список я распечатала?.. Черт! Теперь пауза получилась слишком длинной.

– !Corte!

Гавиота закатила глаза и подняла взгляд к небесам.

— Что случилось, Дороти? – спросил лысый.

— Простите, я на секунду забыла текст, – пролепетала я.

На площадке вдруг появился человек с эспаньолкой, и лысый заговорил с ним.

— Кажется, ты говорил, что она знает роль, – прошипел Мистер Лысина.

— Она знает, и хорошо знает. Еще минуту назад, в гримерке, она отлично играла. Просто у нее боязнь сцены, – объяснил Мистер Эспаньолка.

— У нас нет на это времени, – буркнул Мистер Лысина, утирая пот со лба. – Просто дадим ей ch'icharo .

Я знала, что ch'icharo означает «горох». Но чем тут может помочь горох? Нужно было искать какой-то выход. В панике я взглянула на большую металлическую дверь, она напоминала дверь в сейф. Даже если я выскочу через нее, мне никогда не пройти мимо трех охранных постов. Кроме того, это место было как лабиринт, и я навсегда останусь в этом измерении, как в ловушке. На меня накатило отчаяние.

Вдруг кто-кто принялся вставлять мне что-что в ухо и приклеивать скотчем проводок к изнанке моего жакета. Маленький человечек с маленькой головой в круглых очках пожал мне руку. Он был похож на Мистера Крота из детской книжки.

— Привет. Я буду подсказывать вам ваши реплики, так что вам больше не придется волноваться, – улыбнулся он. – Кстати, вы говорите по-английски?

— Да.

У него загорелись глаза.

— Я учу английский, – сообщил он мне по-английски.

— Дороти!

Милейший Мистер Крот исчез, и меня отвели обратно в картонный офис Гавиоты. Но теперь в ухе у меня звучал голос Мистера Крота.

— Рас-слабь-тесь, – сказал этот голос по-английски. – Вы пре-красни! Рас-слабь-тесь, – снова и снова повторял голос, как мантру на пластинке для самостоятельных медитаций.

Я сделала глубокий вдох. Теперь, когда текст в прямом смысле закладывается мне в мозг, все будет в порядке.

– !Rodando!

— Хорошо, Дороти, – сказал голос у меня в голове. – Теперь подойди к столу Гавиоты и скажи: «Senorita Franco».

Я повторила эти слова. И вот таким образом, благодаря тому, что каждый мой шаг направлял Мистер Крот, я смогла дожить до конца съемок. А когда была не моя очередь говорить, он снова заводил свою мантру: «Рас-слабь-тесь! Вы прекрасни!»

Было уже темно, когда я вышла в реальный мир: с девственно-чистых улиц киностудии – на шоссе без тротуара, воняющее выхлопными газами и засыпанное мусором. Я остановила pesero (мини-автобус), он притормозил, чтобы я смогла запрыгнуть внутрь, и рванул по дороге под первобытные ритмы реггетона, несущиеся из динамиков рядом с водителем. Голубые лампочки мигали вокруг психоделически ярких картинок с Девой Гваделупской, любовно приклеенных к приборной панели.

Пробираясь в конец автобуса, я чувствовала на себе любопытные взгляды пассажиров. Я привыкла к тому, что на меня пялятся, но это было уже слишком. Потом я вспомнила о фальшивых ресницах и оранжевом лице.

Должно быть, я выглядела как проститутка. Мне было все равно: этот день кончился, и я его пережила.

На следующий день я зашла в бакалейную лавку за углом, чтобы купить сыра. Я всегда опасалась ходить в этот магазин, но все равно туда ходила, потому что сыр там был отменный. Проблема заключалась в том, что хозяин магазина не придерживался правил обычного диалога, какой бывает при покупке сыра.

– ?G"uera, g"uera, si me muero quien e encuera? – напевал он, когда я заходила в магазин. Эти слова я понимала, потому что уже много раз слышала их на улицах. Это была простонародная песенка, которую всегда поют белым девушкам; в приблизительном переводе это значит: «Беляночка, беляночка, если я умру, кто же тебя разденет?»