Но на следующую ночь в доме номер тридцать шесть зазвучали совсем другие полночные мелодии. Перебор струн наводил на мысли о затхлых блюзовых барах и о мозолях на кончиках пальцев. Изола услышала первые ноты, когда уже готовилась ко сну, и еле успела сдержать радостный визг. Она кинулась к окну, выбралась на крышу и дождалась, пока шестой принц допоет свою песню до конца.

В своем темно-сером пальто и натянутой до бровей фетровой шляпе он сидел, беспечно свесив ноги с края крыши.

Дедушка Ферлонг был пожилым цветным джентльменом, скончавшимся от рака легких (накрахмаленные больничные простыни, сочащаяся из груди смола). Трубка, мандолина и сухой кашель последовали за ним на тот свет. Дедушка Ферлонг был университетским преподавателем и знал все о пауках. Он умел различать их по узорам паутины и знал, как быстро свернется кровь укушенного пауком. Именно восьминогие в свое время привлекли его в лес Вивианы, и там же его встретила Изола, когда он перебирал струны в такт плетению сетей.

Стоило ему убрать пальцы со струн, как музыка оборвалась.

– Привет, дедушка!

– Давно не виделись, Голубоглазка! – Дедушка Ферлонг улыбнулся, обнажив прокуренные зубы. – Слыхал про твою незваную гостью. От болтливой малютки из твоего сада, как ее там, розовая такая…

– Цветочек.

– Да-да. Она все мне рассказала – как обычно, в красках, – кивнул дедушка Ферлонг, запуская морщинистую руку в карман за старомодной трубкой. – Ия посторожу тебя несколько ночей, моя маленькая леди.

Трубка всегда завораживала Изолу. Когда дедушка поджигал ее единственной спичкой, с которой его похоронили (серная головка никогда не чернела), из трубки валили клубы разноцветного дыма, словно у Синей Гусеницы из «Алисы». Каждый раз дым менял запах, но никогда не вонял, как настоящий табак.

Сегодня дым был ядрено-оранжевым и благоухал ванилью, сандалом, травой и мелом, словно потусторонние ароматы проникали в брешь между мирами, сквозь неплотно закрытое окно в вечность.

– О, привет, дорогая, – промурлыкал призрак, подставляя ладонь черному комочку. Изола увидела блеск черных глазок и тоненькие ножки любимицы дедушки Ферлонга.

– Привет, госпожа Ферлонг, – поздоровалась Изола с паучихой. Та жила в горшке с розовым кустом у парадной двери и всегда терпеливо ждала своего хозяина.

Дедушка загадочно усмехнулся и погладил госпожу Ферлонг по спинке. Минуту спустя паучиха поползла по его руке и устроилась на теплой трубке.

За спиной раздался перестук – по черепице шагал Алехандро.

– Окна наверху крепко заперты. Она не проникнет внутрь без твоего позволения. – Первый принц сел рядом с шестым. – Здравствуйте, мистер Ферлонг.

– И тебе привет, мой юный друг, – поздоровался дедушка Ферлонг. Предложил Алехандро затянуться, но тот, как всегда, покачал головой и ответил:

– Прошу прощения, я бросил.

Призраки смотрели на яркие звезды, а Изола – на занавешенные окна дома номер тридцать семь. На улицу надвигался густой черный лес. Один из двух фонарей-близнецов на Аврора-корт слабо помаргивал.

– Думаете, она – осколок? – внезапно спросила Изола, задаваясь вопросом, почему этим никто еще не поинтересовался.

«Осколки», или «отзвуки», – это наполовину живые призраки, о которых братья всегда предупреждали Изолу. Это люди, которые умерли, еще не успев сформироваться как личности, – непредсказуемые, запутавшиеся, застрявшие во временной петле. Осколки не могли ни меняться, ни продолжать развиваться, и заражали все вокруг своими чувствами – настолько сильными, что не давали им самим оторваться от земли.

Дедушка Ферлонг был самым сведущим из братьев Изолы, несмотря на ограниченность образования. Он был искушенным, но не пресыщенным жизнью.

– Ну-у-у, не знаю, – протяжно ответил он. – Судя по всему, она и вправду продолжает проигрывать какие-то события своей жизни. Но мне говорили, что она прекрасно понимает, где находится – и кто такая ты, Голубоглазка.

– Она умерла совсем недавно, – добавил Алехандро. – Может быть, она еще не успела смириться с фактом.

– Тогда зачем вообще возвращаться сюда призраком? – спросила Изола.

Она чуяла запах соленого дождя, что копился в брюхах наползающих с моря свинцовых туч. Холодные черепичины вгрызались в ноги. Изола поежилась.