Шрифт:
– Отлично. Жеребенок – ням-ням. Придаст мне сил надолго, девочка.
– Забудь!
– Тогда забудь о нашем уговоре! Дурочка еще глупее, чем Зайчик думал. Дурочка жертвует свой жизнь ради ребенка чудовищ!
– Они не чудовища! – закричала Изола. – Они умные и чувствительные создания! Они живые, и не тебе решать, когда им умирать!
– В таком случае дурочка сам решил умереть. – Он скрылся в комоде среди детских игрушек, которые Изола так и не отважилась выбросить. Спустя секунду она услышала шорох конфетных оберток: горгуль поедал сладости, припрятанные на черный день.
– А я-то думала, что кормить Цветочка – это жесть, – пробормотала Изола.
– Я уходить, – объявил Зайчик, словно подросток, который говорит, что уйдет из дома, но надеется, что родители станут умолять его остаться. – Без еды я теряю силы.
Изола и ухом не повела.
– Если я уйдет, ты станешь одержимой, – проворчал горгуль, – и она тебя уничтожит.
– И ты все равно собираешься уйти? – фыркнула Изола.
– Неважно. Ты уже одержимая.
Изола замерла.
– Уже давно. Она собрала вокруг тебя темную силу. Но ты сильнее, когда у тебя есть стены – призраки, русалки и все такое. Зайчик – твоя последняя стена. Нет стены – нет Изолы.
Он запрыгнул на подоконник и носом приоткрыл створку.
– Зайчик, подожди!
Он насмешливо оглянулся.
– Значит, ты все же можешь выговорить мое имя, а?
Горгуль презрительно фыркнул и соскочил с подоконника. Приземлившись, он стремглав рванул в лес, словно порыв ночного ветра. Изола швырнула ему вслед карамельку на дорожку. Ей было наплевать, что сказал мерзкий горгуль. Она сама построит вокруг себя стены.
Когда Изола вытащила из-под кровати листовку, позвонила в Церковь Разомкнутых Сердец и сказала секретарю, чего хочет, первым делом ее спросили не о душевном здоровье, а об имени.
– Люкс Лисбон.
– Будем рады вам помочь, мисс Лисбон. Вы правильно поступили, решив позвонить нам. А теперь, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов. Верите ли вы в Бога всем сердцем?
Шива. Вишну. Афродита. Нимуэ.
– Конечно.
Акриловые ногти защелкали по клавиатуре, словно подкованные мурашки по спине Изолы. Она поежилась.
– Ага. И сколько вам лет, мисс Лисбон?
– Шестнадцать.
На проводе повисла пауза.
– Извините, – наконец произнесла секретарь. – Мы не изгоняем бесов из подростков.
– Наконец, принцев больше не осталось. Но не осталось и драконов, потому что принцы убили их всех и теперь горячо молились мертвыми руками и губами за любимую сестру. Лежа в логове драконов, принцесса чувствовала, как братья один за другим покидают этот мир, и знала, что за ней никто не придет, и поэтому ей нужно найти в себе силы одолеть последнего и самого страшного дракона.
– Какого?
– Одиночество.
Подростковый экзорцизм
Изола посыпала солью все подоконники и пороги. Повесила на дверные ручки брелоки, а свою бутылку наполнила святой водой, взятой из школьной часовни. Немного святой воды она добавила и в то, чем пользовались родители, – в мамину ванну и папино пиво. На каждом ребре нарисовала защитные иероглифы. Что угодно. Все на свете.
Но всего этого было мало.
В полночь Флоренс постучала в окно. Изоле до смерти хотелось переломать ее костлявые пальцы.
Изола сжала в кулаке стеклянный крест – свое последнее оружие. Больше не было ни братьев, ни Зайчика. К Эдгару идти нельзя. Нельзя подвергать его опасности.
– Это ты привела ее сюда! – крикнула через стекло Флоренс. – Ты призвала мою мать в единственное место, где, как мне казалось, она не могла меня достать!
– Это не я! – завопила в ответ Изола, сползая с кровати. – Я ничего не делала! Я даже не знаю эту ведьму!
Она побежала к маме, которая дремала в своей спальне. Мама перекатилась, освобождая Изоле место, и сонно пробормотала какие-то утешительные слова. Изола зарылась лицом в набитые гусиным пухом подушки, но даже из маминой берлоги слышала пение одноглазой девочки.
Клетка, луна, полоска
Потом произошло самое худшее.
– Ешь, – проворчал папа Уайльд. – Ты тощая как жердь.
Ребра Изолы выступали как доспехи. В доказательство своей правоты отец ткнул ее в бок, и его палец будто вонзился между ребрами. Изола услышала тихий хруст.
Эдгар тоже заметил. Он наблюдал за Изолой, обеспокоенно хмуря густые брови, но ничего не говорил, и Изола была благодарна ему за тактичность, пусть и старалась надевать самую свободную одежду, отправляясь на свидания.