Пока Эдгар выбирал фильм из стопки дисков, Изола взяла с пола блокнот с рисунками и пролистала страницы. Казалось, Эдгар рисовал только ее: портреты в профиль и в задумчивый анфас, с гладкими волосами, с прической, похожей на золотую клетку, с растрепанными вихрами. Блестящие ногти, бледные светлые ресницы, редкие веснушки и отметины в форме полумесяцев – нарисованные углем на бумаге те казались родимыми пятнами.

И внезапно до Изолы дошло, что она больше так не выглядит. Нечесаные волосы свисали паклей, радужные кончики высохли и посеклись, а сама она стала слишком худой для девочки, чья улыбка на рисунках казалась сияющей.

Изола не могла примирить ужас перед Флоренс и одиночество без принцев с бабочками, которых Эдгар заставлял порхать в ее животе. Как она смела искать эти минуты счастья, когда все остальное в ее жизни стремительно катилось под уклон?

«Он заслуживает лучшего», – снова раздался в голове противный внутренний голос, и на этот раз его шепот походил на ее собственный.

Изола разделась и принялась вертеться перед волшебным зеркалом.

Ее отражение выглядело ненастоящим.

Черные полосы от бедер до щиколоток. Петля из полумесяцев на шее. Но хуже всего – туловище.

Кожа казалась прозрачно-бледной, а вместо ребер Изола видела – и ощущала – остов пустой клетки. Стальные прутья, изогнутые в форме девочки, словно манекен.

– Это не взаправду, – прошептала она. Это все – как бомбежка часовни: морок, галлюцинации.

Изола по-прежнему слышала громкий стук своего сердца, дискотечным битом отдающийся в ушах.

В горшке с розовым кустом госпожа Ферлонг лежала мертвой в своей паутине.

– ВИНЗОР!

Фея почти мгновенно предстала перед Изолой. Повязка из лепестка маргаритки на глазу сочилась зеленым, а сама Винзор тряслась от злобы.

– Что?

– Это ты сделала? – Изола указала на запутавшиеся в серебристых сетях части тела паучихи.

Единственный глаз Винзор опасно загорелся, и она открыла рот, приготовившись все отрицать:

– Нет, не я…

– Не смей мне лгать, чудовище! – рявкнула Изола.

– Я? – Винзор подлетела к лицу Изолы: черты лица еще больше заострились, уцелевший глаз от бешенства едва не вылезал из орбиты. – Я? Это ты чудовище, Изола Уайльд! Ты ненавидишь меня, и всегда ненавидела! Ты хочешь, чтобы я голодала, а этих мерзких насекомых любишь больше, чем меня! Ты отравила цветы, чтобы я умерла! Ты украла мой глаз и лишила меня красоты, и поэтому я тебя ненавижу!

– Уходи, – велела Изола, силясь сдержать горячие слезы. – Уходи из этого сада и из Авалона, и никогда не возвращайся.

Винзор становилась все зеленее и зеленее, словно расплавленное ядерное топливо в миниатюре, и зеленые вены уродливо вздувались на ее личике. Открыв крошечный клыкастый рот, Винзор запищала:

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! Неудивительно, что Алехандро бросил тебя здесь на погибель!

Рука Изолы словно сама по себе дернулась вперед и прихлопнула фею. Винзор скорчилась на садовой дорожке, крича от боли и ужаса. Изола подняла ногу в смертоносном армейском ботинке и опустила ее, раздавив фею, как опавший лист.

Вздох, вспышка сожаления.

И неожиданная волна облегчения.

Изола направилась к клумбе: надо было разыскать Зайчика.

После первого раза стало намного легче. Зайчику хватало немногого – то крохотная рука, то кукольная ножка. Изола старалась выбирать все блестящие волосы и снимать с тел одежду из листьев и лепестков цветов. Зайчик жаловался, когда животики фей были полны цветов или нектара. Создание, обожающее конфеты, презирало естественную сладость.

– Фей сложно ловить, – пояснил он, чавкая. – Моя рад, что Солаваль ловит их для меня.

– Они всегда здесь вертелись, – пробормотала Изола, роясь в саду, чтобы приманить в него побольше добычи.

– Уже нет, – покачал головой Зайчик. – Дочка лесной ведьмы Флори ловит их и ест.

Но фей было недостаточно.

– Потом было бы здорово попробовать единорога. Проще всего убить жеребенка, – добавил он. – Его легко изловить. С его волшебным мясом моя станет сильным, чтобы тебя охранять!