Образ рождается сам собою, и я осторожно прикасаюсь пальцем к щеке герцогини.

Первое: увидеть предмет как он есть. Второе: нарисовать мысленный образ. Третье: подчинить его своей воле.

Зловещие зеленые трещины испещряют ее гладкую кожу, вытесняя светлую карамель. Никогда еще я не добивалась таких потрясающих результатов заклинания на цвет. Нравятся мне сеансы доктора или нет, но они, бесспорно, улучшают мои навыки. Я усмехаюсь – теперь герцогиня выглядит так же уродливо, как и ведет себя.

Я знаю, что это рискованно, но решаю оставить свое творение как памятный сувенир среди всей этой роскоши.

Я проскальзываю обратно в холл, прохожу мимо библиотеки и сворачиваю налево, затем направо. Крадучись я пробираюсь мимо главной столовой и оказываюсь в галерее, которой прежде никогда не видела. Полностью из стекла, она служит мостиком, соединяющим главный дворец с восточным крылом.

На первый взгляд восточное крыло ничем не отличается от остальных дворцовых покоев. Но, чем дальше я углубляюсь, тем проще кажется обстановка. Залы окрашены, а не оклеены бумажными обоями, цвета неяркие, приглушенный бежевый и сиреневый. Картины на стенах – размытые пейзажи в простых рамах.

Настороже, я иду все дальше. Звенящая тишина внушает тревогу – мои шаги звучат слишком громко.

– …все-таки не думаю, что это справедливо.

Женский голос застает меня врасплох, и я замираю.

– Я знаю, Мэри, но ты ничего не можешь изменить, – отвечает другая девушка.

Я не могу сказать, откуда доносятся голоса. Я ищу место, чтобы спрятаться, толкаю дверь слева от меня, но она заперта. Так же, как и дверь справа.

– Немая на два года моложе меня. Я должна была стать фрейлиной суррогата.

Немая. Она говорит про Аннабель.

Я спешу назад по коридору, проверяя каждую дверь, но все они упорно заперты.

– Может, с этим суррогатом ничего и не получится, – говорит вторая девушка. – Вон, суррогат Курфюрстины уже умерла. И не только она. Герцогиня не будет дважды использовать одну и ту же фрейлину.

Они приближаются. Я пытаюсь вернуться прежней дорогой, но, по правде говоря, понятия не имею, где нахожусь и откуда пришла.

– Я слышала, эта какая-то особенная. Герцогиня прямо лебезит перед ней. Мне было интересно, купит ли она вообще когда-нибудь суррогата. Можешь себе представить – девятнадцать лет подряд ходить на Аукцион и возвращаться с пустыми руками?

Я цепенею. Они говорят обо мне, это ясно, но в их словах слишком мало правды. Сказать, что герцогиня лебезит передо мной – это уж чересчур.

– Ты видела ее? – спрашивает вторая девушка. Теперь я уже отчетливо слышу их шаги. Я дохожу до конца коридора и сворачиваю, но попадаю в тупик. Я в ловушке. Передо мной только две двери, другого спасения нет.

– Один раз, когда убиралась в библиотеке. Цвет глаз у нее странный, – говорит девушка по имени Мэри.

Я толкаю первую дверь – заперта.

– Это я тоже слышала. Она милая?

Ладони у меня уже липкие от пота, когда я подхожу ко второй двери – нельзя допустить, чтобы меня поймали. Как я смогу объяснить, почему оказалась здесь, одна, без сопровождения?

Пожалуйста, умоляю я, пожалуйста, пожалуйста…

И вот ручка поворачивается. На мгновение я застываю от неожиданности. Но, спохватившись, бросаюсь в комнату, быстро и бесшумно закрываю за собой дверь.

Я слышу шелест юбок, стук каблучков. Прижимаюсь к двери и жду, пока они пройдут…

– Откуда мне знать? Она же со мной не разговаривала. Не я ее фрейлина. – Голос Мэри звучит прямо за дверью.

– По крайней мере, Карнелиан скоро выдадут замуж. И нам больше не придется терпеть ее капризы.

– Эту свадьбу скоро не жди. – Мэри фыркает. Звуки шагов стихают, и голос доносится издалека. – А ты слышала…

Всё, ушли.

Я выдыхаю тяжело, со свистом, упираясь лбом в дверь и прижимая руку к сердцу, которое едва не выпрыгивает из груди.

– Ох, Вайолет, – шепчу я вслух. – Глупо, глупо, глупо. Больше никогда.

И тут на меня накатывает истерический смех, от облегчения я, кажется, глупею. Я поворачиваюсь и обнаруживаю, что нахожусь в небольшом кабинете; напротив меня еще одна дверь, у стены широкий диван на когтистых ножках и низкий столик перед ним. Предвечерний солнечный свет струится в одинокое арочное окно, а на стене рядом со мной висит большая картина маслом, на которой изображен мужчина в зеленой охотничьей куртке с породистой собакой у ног.