Немка была в страшном недоумении и, не доверяя глазам, ощупывала рукой доску столика, передвигала корзиночки и картоночки, расставленные в строгом порядке возле зеркала.

– Удивительно! Непостижимо! – бормотала она по-немецки и по-русски, как всегда делала в минуты волнения. – Не оставила ли в столовой?

Она покачала с сомнением головой, оправила энергичным жестом непослушное пенсне и прошла в столовую, где сидел еще за газетой Александр Львович. Немка поискала сперва на столе, затем исследовала буфет и, наконец, окна.

– Что вы ищете, Эмма Романовна? – обратил на нее внимание Ихтиаров.

– Кошелек, – недовольно отозвалась немка. – Часа не прошло, как я у себя в комнате давала Фёкле деньги, – добавила она. – Помню, что больше мне деньги не были нужны и кошелек остался на туалете… А теперь вот и не найти…

Вид у Эммы Романовны был такой сердитый и недоумевающий, что Ихтиаров не мог сдержаться от улыбки.

– Вот, Эмма Романовна, вы меня упрекали в рассеянности… А как же это вы оплошали, а?

– Я всегда помню все, – сухо отозвалась немка.

– Но факт налицо, – продолжал подтрунивать Ихтиаров; он был в самом веселом настроении, и случай с Эммой Романовной забавлял его.

Немка обдала его негодующим взглядом.

– Факт тот, что он исчез у меня с туалетного столика, – заметила она довольно резко.

– Украли! – подхватил, смеясь, Александр Львович. – Вор проник в окно, и хорошо, что вас не было в комнате, а то могло бы случиться и убийство.

– Вам хорошо смеяться, – останавливаясь перед Ихтиаровым, ответила немка. – А я знаю, что кто-то побывал у меня в комнате.

Она говорила с такой уверенностью, что Ихтиарова покоробило.

– Пощадите, Эмма Романовна, – уже более серьезно сказал он, – у нас никогда не случалось ничего подобного, и ваш кошелек лежал спокойно не только в вашей комнате, но и на кухне. Как вы решаетесь подозревать кого-нибудь? По-моему, вы просто забыли, куда дели его… А много ли денег было в кошельке?

– Около пятидесяти рублей… Все деньги, что я вчера взяла у вас… Я пока никого не подозреваю, но… здравый смысл говорит…

Она запнулась на слове, но по выражению ее лица Ихтиаров все понял.

– Эмма Романовна! – с возмущением воскликнул он. – Неужели вы намекаете на Жоржика?

Эмма Романовна ничего не ответила. Ихтиаров даже с места вскочил.

– Не хватало еще этого! – взволновался он. – Искать кошелек вы, конечно, можете, Эмма Романовна, но прошу вас не затрагивать гнусными подозрениями мальчика, который мне так же дорог, как и сын…

Александр Львович круто повернулся при этих словах и с раздражением хлопнул дверью, выходя из столовой.

Он прошел в кабинет и еще довольно долго не мог успокоиться. С полчаса прошло, прежде чем он овладел собой и занялся каким-то деловым письмом.

Вдруг в дверь постучали.

– Кто там? – слегка недовольным тоном спросил Ихтиаров.

– Это я, – показалась в дверях Эмма Романовна. Она была сильно возбуждена, и это поразило Александра Львовича.

– Что случилось? Что с вами? – встревожился он.

Эмма Романовна показала кошелек.

– Я нашла его, – точно сообщая об ужасном преступлении, крикнула она, почти задыхаясь.

– Ну и прекрасно. Чего вы волнуетесь? – недоумевал Ихтиаров.

– Но если бы вы знали, где я нашла его! Вы и представить себе не можете…

Ее волнение невольно передалось Ихтиарову. Повеяло чем-то тягостным.

– Но говорите скорее! Где вы нашли кошелек? Кто-нибудь похитил его, что ли?

– Да, похитил.

– Кто же?

– Жоржик!

Это заявление ошеломило Ихтиарова. Он широко раскрыл глаза и побледнел.

– Жоржик? – повторил он. – Вы шутите!

Какая-то нервная, растерянная улыбка скривила его губы.

– Нет, к сожалению, это правда. Я нашла кошелек под его тюфяком. Кроме того, его видели выходившим из моей комнаты. Видела Паша…

Ихтиаров слова не мог вымолвить. Удар пришелся в самое сердце.

– Но неужели… неужели… – шептал он только. – Может ли это быть?

И губы его дрожали от волнения.

Эмма Романовна почувствовала сожаление к нему. На секунду она даже подумала, что лучше было бы скрыть происшествие от Ихтиарова.

– Вы слишком полюбили его, – участливо сказала она, стараясь ободрить Александра Львовича, – слишком опрометчиво привязались к мальчику. Как ни говорите, а улица не может хорошо воспитать ребенка и первый закал не так-то скоро отходит…